Брестский мир: Ловушка Ленина для кайзеровской Германии

Уникальность положения, в котором оказались большевики, состояла в том, что логикой событий они были поставлены перед необходимостью выполнения такой программы, которая казалась невероятной не только их противникам, но и многим большевикам. Сейчас мы знаем, что в такие периоды, какой Россия переживала в 1917 г., именно самые смелые и радикальные программы оказываются наиболее осуществимыми. Но в то время эта закономерность осознавалась мало кем из политиков, даже немногими в самой большевистской партии, кроме Ленина и разве что некоторых его сподвижников.

Расклад осенью 1917 г. был приблизительно такой. Буржуазия прекрасно знает, чего ей нужно — военной диктатуры и подавления левых элементов до выборов в Учредительное собрание. Любым путём. Наилучший способ — спровоцировать большевиков и поддерживающую их часть народных масс на вооружённое выступление с целью захвата власти. Буржуазия уверена, что большевики не удержатся у власти дольше нескольких дней по причине множества объективных трудностей. Они не справятся с хозяйственной разрухой, они не смогут дать народу хлеба, они не смогут заключить мира, наконец, так как на их призыв о мире не откликнется ни одна страна. Большевистская власть рухнет под напором тяжёлых проблем. Ибо все рычаги для создания этих проблем — промышленность, банки, подлинная классовая организованность и солидарность международного масштаба — в руках буржуазии. А для ускорения как выступления, так и грядущего падения большевиков, в ход идут хозяйственный саботаж, экономические преступления и тактика «частичных поражений» на фронте. В борьбе, когда дело касается сохранения власти и собственности, все средства кажутся допустимыми.

С другой стороны, большевики видят это всё. Логично считать, что главная задача их партии в данный момент — не дать исполниться этому плану буржуазии. Ни в коем случае не давать своим выступлением повода буржуазии разделаться со всеми левыми силами. Не сорвать Учредительное собрание, в котором большевики имеют все шансы стать сильной оппозицией. Ведь неудача восстания будет означать для левых конец всего! Раз большевистское выступление является желанным именно для буржуазии, раз она связывает с ним осуществление своих планов, было бы безумием поступать именно так, к чему явно подталкивают политические враги! Именно таков должен был быть ход рассуждений Зиновьева, Л.Б. Каменева (Розенфельда) и других, менее активных, но не менее убеждённых (к их числу в тот момент относился и Сталин) противников ленинского курса на вооружённый переворот.

Зиновьев и Каменев изложили эти свои соображения вскоре после заседания ЦК большевиков 10 октября 1917 г., на котором было принято решение о восстании, в письме, направленном во все крупные партийные организации: «Мы глубоко убеждены, — писал они, — что объявлять сейчас вооружённое восстание — значит ставить на карту не только судьбу нашей партии, но и судьбу русской и международной революции… Бывают такие исторические положения, когда угнетённому классу приходится признать, что лучше идти на поражение, чем сдаться без боя. Находится ли сейчас русский рабочий класс именно в таком положении? Нет и тысячу раз нет!»[187]

Данная реакция была совершенно естественной, а значит, она не могла не просчитываться противниками большевиков. Было логично ожидать, что большевистское руководство в конце концов спасует перед неизбежными, кажущимися непреодолимыми, трудностями и всячески станет воздерживаться от выступления. Что тогда? Тогда как нельзя более уместна тактика экономического саботажа и фронтовых неудач, вызывающая население крупных центров на восстание помимо большевиков. Ибо тем самым сразу убиваются два зайца. Первый — популярность большевиков: массы восстают без них. Второй — сами большевики: упустив момент восстания, они не могут придать ему организованный характер, в результате чего оказываются разгромленными и рабочие, и их опоздавшие вожди. Повторяется то же, что в июле 1917 г., но в несравненно более крупном масштабе и теперь уже с фатальными последствиями для большевиков.