С самого начала демонстраций большинство СМИ приписало их проведение стремлению большевиков захватить власть «вопреки воле организованной революционной демократии». Это было не совсем верно. Официальное руководство большевистской партии не планировало массовых уличных акций в эти дни. Ленина, отдыхавшего в это время на загородной даче у приятеля, известие о манифестациях в Петрограде застало врасплох — он узнал о происходящем только 4 июля из газет. Но партия большевиков, вопреки установившемуся ныне мнению, вовсе не была в то время организацией с жёсткой дисциплиной. Напротив, в партии имелись автономные структуры, способные на своём уровне принимать важные политические решения и проводить их в жизнь. Предводительство выступлениями рабочих и солдат 3–4 июля взяла на себя «Военка» — руководящий орган ячейки большевистской партии в вооружённых силах. Спешно приехав вечером 4 июля в Петроград, Ленин первым делом с присущей ему прямотой заявил руководителям «Военки»: «Бить вас всех надо!» Однако справедливости ради заметим, что и «Военка», готовясь к будущему восстанию, не начинала его первым, а лишь поддержала порыв, проявленный солдатами 1-го пулемётного полка и быстро, как пожар по сухой траве, распространившийся по Петрограду.
Именно с возвращением Ленина в Петроград пошли на убыль и демонстрации. Вождь большевиков, трезво оценив ситуацию, сумел убедить соратников свернуть выступления. Большинство членов большевистского ЦК тоже были согласны с такой позицией, однако они не обладали таким авторитетом в рабочих массах, чтобы взять да и приказать прекратить манифестации. Не смог сделать этого напрямую и Ленин. Обратившись с балкона особняка Кшесинской[127]
, он призвал митингующих к выдержке. В течение всего вечера 4 июля агитаторы от имени ЦК большевиков пытались убедить рабочих и солдат разойтись по домам и казармам. Не всегда это удавалось. Но на следующий день произошли события, которые положили конец выступлениям.Принимая решение о свёртывании демонстрации, Ленин и большинство ЦК исходило из того соображения, что страна, а особенно — действующая армия, не готовы к смене власти. Кроме того, если официальное руководство Советов отказывается брать власть, то какой орган может это сделать? Сам собой напрашивался вопрос о создании чисто большевистского правительства. Но такое, не опираясь ни на какой представительный орган «революционной демократии», не имело бы шансов получить моральную поддержку в стране. Дело неминуемо закончилось бы разгромом большевиков в считанные дни, причём таким, от которого партия уже вряд ли оправилась бы когда-нибудь. Поэтому с точки зрения борьбы за власть самым разумным для большевиков в тот период было временно отступить.
Но даже такая «проба сил», как прозвали июльские события уже позднее, могла обернуться для большевиков исчезновением с политической арены. Вечером 4 июля представителей солдатских комитетов ряда частей столичного гарнизона пригласили в штаб Петроградского военного округа. Там их ознакомили с материалами, добытыми контрразведкой. Эти материалы недвусмысленно свидетельствовали о том, что Ленин нанят на секретную службу правительством кайзеровской Германии с целью ведения подрывной работы в России. В настроении многих частей гарнизона начался перелом. А в ночь с 4 на 5 июля в Петроград начали прибывать с фронта верные правительству войска.
Разоблачительные документы о том, что Ленин — немецкий шпион, были, разумеется, подготовлены правительственными кругами не в одночасье. Сбор улик начался вскоре после возвращения Ленина из эмиграции в Россию, в апреле 1917 г. События 3–4 июля побудили верхи поспешить с сенсационными разоблачениями. Сами руководители Временного правительства не были уверены в достоверности добытых сведений. Министр юстиции П.Н. Переверзев на свой страх и риск добился публикации некоторых из этих документов в печати. За это он поплатился портфелем министра — большинство его коллег сочло его поступок не соответствующим званию: министр, к тому же юстиции, не имеет права швыряться недоказанными обвинениями.
Сейчас мы знаем, что партия большевиков в 1917 г. пользовалась субсидиями из германских источников (подробнее об этом см. в след. главе). Однако в то время никакими доказательствами такого рода Временное правительство не располагало. Так называемые «документы Сиссона», собранные американским журналистом и на которых правительство пыталось строить обвинение большевикам, на поверку оказались фальшивкой. Шаткость имевшихся «доказательств» вынуждала блюстителей правосудия делать лишь расплывчатые заявления прессе, подобно докладу о ходе расследования событий 3–5 июля, с которым 21 июля выступил прокурор Петроградской судебной палаты Н.С. Каринский. Он сумел предъявить публике лишь косвенные улики, сославшись при этом на наличие неких весомых доказательств, которые, однако, до конца расследования якобы нельзя предавать гласности.