Брестский мир: Ловушка Ленина для кайзеровской Германии

Чтобы намерения российской буржуазии были понятнее, необходимо ещё раз напомнить, что её главным противником между Февралём и Октябрём были, как ни странно, не большевики, а «умеренные» социалисты, хоть те и заседали с нею в одном правительстве. Почему? Да потому, что политическая доктрина большевиков с апреля 1917 г., после возвращения Ленина (см. след. главу), казалась нереальной почти всем, кто с ней знакомился. Нигде и никем в мире невиданная Республика Советов? Абсурд! Даже Парижская Коммуна 1871 г. формально представляла собой парламентскую республику. Программа Ленина, как мы увидим ниже, вначале казалась абсурдной и большинству его товарищей по партии.

Поэтому буржуазия в своей пропаганде всячески стремилась приписать всей «революционной демократии» лозунги большевиков. Показательно в этой связи уже известное нам воззвание Корнилова от 27 августа. А неудачу попытки большевиков взять власть (что эта попытка окажется неудачной, буржуазия была почему-то уверена) можно было использовать для дискредитации также и «умеренных» социалистов. Последние, в силу кажущегося реализма их программы, казались буржуазии более опасными, чем большевики. Ликвидация мятежа Корнилова, в которой «умеренные» социалисты содрали главную роль, эту оценку, казалось, только подтверждала.

В соответствии с курсом на «твёрдую власть», провоцирование выступлений леворадикальных сил входило важной составной частью в политические планы буржуазии. При этом даже не исключалась возможность взятия большевиками власти на короткое время. Полагалось, что этим своим опытом большевики полностью дискредитируют себя в глазах населения, и тем самым будет легче установить вожделенную имущими классами диктатуру. «Это скоты, сволочь, — говорил 23 октября американскому корреспонденту об ожидавшемся восстании большевиков член Юридического совещания при Временном правительстве кадет Б.Е. Шацкий. — Они не посмеют, а если и посмеют, то мы им покажем! С нашей точки зрения это даже неплохо, потому что они провалятся со своим выступлением и не будут иметь никакой силы в Учредительном собрании»[145]. Какой-то министр Временного правительства, чьё имя осталось неизвестным для истории, оптимистически заявлял репортёру петроградских «Биржевых Ведомостей» 13 октября: «Если большевики выступят, мы вскроем нарыв хирургически и удалим его раз и навсегда».

Наличие правительства, достаточно авторитетного, чтобы примирить классовую вражду на основе социального компромисса, предполагавшего известную долю уступок элиты трудящимся массам, не только не содействовало, но, напротив, мешало осуществлению этих планов. Поэтому либералы спокойно смотрели, как их прежний любимец Керенский теряет свою популярность в народных низах, и в свою очередь подрывали его авторитет у элиты.

Каким в этих условиях становился алгоритм действий Керенского не только как главы государства, но как прежде всего политического служащего определённых классов? Огромный «средний» слой населения города, и главным образом деревни, который в советской историографии традиционно назывался «мелкой буржуазией», по-прежнему оказывал доверие «умеренным» социалистам. Очень многое в исходе политической борьбы зависело от настроений этого слоя. Керенский, очевидно, понимал, что они в данный момент совершенно исключают установление диктатуры.

После «корниловских» дней эти настроения очень сильно сдвинулись влево. Выражавшие их «умеренные» социалисты требовали создания правительства без представителей буржуазии. Эти требования были настолько громки, что несколько дней в начале сентября даже Ленин считал возможным создание правительства советского большинства, то есть из меньшевиков и эсеров (разумеется, без Керенского). В это правительство большевики, правда, входить не собирались, но поддерживали бы его постольку, поскольку оно стало бы проводить политику в интересах широких масс.

В такой обстановке Керенский попытался восстановить разрушенный мятежом Корнилова политический союз крупной буржуазии и средних слоёв в форме коалиционного правительства. Это был логичный шаг, так как вне его могли быть лишь два варианта: 1) диктатура буржуазии, 2) власть Советов. Первый отпал сам собой в результате провала мятежа Корнилова. Второй был неприемлем для «умеренных» социалистов, ибо обрекал их на бескомпромиссную борьбу с буржуазией или на сдачу (со временем) власти большевикам.