Брет Гарт. Том 6

Дойдя до опушки, он увидел, что костер разложен у подножия огромной сосны, а в небольшом, вполне защищающем от непогоды укрытии приютился, видимо, всего один человек. Он стоял, выпрямившись во весь рост, у костра, и его красивая фигура, закутанная в плащ, такая живописная и романтичная, напомнила Джошуа Райлендсу, чьи представления об искусстве были почерпнуты исключительно из книг, прочитанных в детстве, картинку из приключенческого романа. Огромные черные стволы сосен, выступавшие при свете костра из окружающего мрака, служили подходящей декорацией для этой сцены, вполне годившейся для любого спектакля. На Райлендса это произвело такое впечатление, что если бы его не ждала жена и сам он не жаждал поскорей добраться до дома, который был еще в миле пути, он непременно нарушил бы уединение незнакомца и предложил ему свое гостеприимство. Человек этот, видимо, умел позаботиться о себе, да к тому же неподалеку от костра стояла привязанная к дереву лошадь. По всей вероятности, это был землемер или горный мастер — единственные образованные люди, которые иногда появлялись в тех местах.

Но то, что он увидел, взбираясь по каменистому склону к своему дому, поразило его еще больше. Окна гостиной, которые в темноте обычно казались черными и слепыми, были ярко освещены. Как и большинство фермеров, он редко пользовался этой комнатой, разве что по праздникам, когда случались гости; жена избегала ее, да и сам он теперь предпочитал столовую и кухню. Решив, что у жены гости, он порадовался за нее, но в то же время ощутил смутное беспокойство. Более того, когда он подошел ближе, то сквозь гул раскачивающихся сосен до него донеслись звуки веселой музыки. На мгновение он остановился в недоумении, как и у опушки, когда увидел костер, но это, несомненно, был его собственный дом! Он бросился к двери и распахнул ее; яркий свет из гостиной, где в давно заброшенном камине весело пылал огонь, заливал прихожую. Знакомая темная мебель, придвинутая к огню, уже не выглядела так мрачно. В комнате не было никого, кроме жены, которая перестала играть и поднялась к нему навстречу.

Миссис Райлендс с беспокойством всматривалась в удивленное лицо мужа, пока он раздевался, поставив саквояж на пол. Ее щеки разрумянились от волнения, а его замкнутое, всегда хмурое лицо, заросшее рыжеватой бородой, по-прежнему не выражало ничего, кроме удивления. Ей стало страшно: ведь иногда опасно нарушать привычки мужчины, даже когда он сам рад бы от них избавиться.

— Мне хотелось, — начала она робко, — чтобы тебе здесь было уютней в этот ненастный вечер. Я думала, ты повесишь мокрую одежду сушиться на кухне, и мы вдвоем посидим у камина после ужина.

Боюсь, что миссис Райлендс не была вполне откровенна с мужем. После ухода Гемлина она нервничала и не находила себе места; приступы уныния сменялись лихорадочным оживлением, она то внимательно рассматривала свои платья, то, повинуясь внутреннему порыву, спешила вниз, чтобы в который раз распорядиться насчет ужина для мужа или произвести уже упомянутую нами перестановку мебели в гостиной. Всего за несколько минут до его прихода она украдкой снесла вниз ноты и убрала сборники гимнов, а затем с застенчивой улыбкой вынула из кармана колоду карт и спрятала ее за вазой на камине, из которой уже убрала сухие листья.

— Я думал, что у тебя гости, Эллен, — сказал он серьезно, целуя ее.

— Нет, — отозвалась она быстро. — То есть… — Она запнулась, неожиданно почувствовав, что краснеет. — Сюда… на кухню… заходил один человек… У него захромала лошадь, и он просил другую. Но вот уже час, как он ушел, а в гостиную он не заходил… во всяком случае, после уборки. Так что я была одна.

Она покраснела еще сильнее прежнего, и ей стало немножко страшно. Впрочем, для этого не было причин. Не предупреди ее Джек, она охотно рассказала бы все мужу. Она никогда не краснела перед мужем за свое прошлое, с какой же стати ей краснеть сейчас, да еще из-за Джека! При этой мысли она даже засмеялась натянутым смехом. Боюсь, эта маленькая, видавшая виды женщина считала естественным убеждение ее мужа, что если б Джек или кто-нибудь другой явился сюда в качестве тайного любовника, она и не подумала бы краснеть. И все-таки, несмотря на всю свою опытность, она и не подозревала, что краснеет потому, что из всех людей именно Джеку призналась в своей любви к мужу. Он, конечно, заметил, что она покраснела, но отнес это за счет ее волнения. Втащив его в комнату и усадив перед камином, она опустилась на колени и хотела стянуть с него тяжелые резиновые сапоги. Он, однако, не дал ей это сделать, снял их сам и отдал ей, а она принесла ему из кухни домашние туфли. Теперь на его суровом лице появилась улыбка. В комнате, безусловно, стало уютней и веселей. И все же эти перемены немного беспокоили его: не означали ли они отказ от благодатного самопожертвования, которому она не изменяла до сих пор?