Ужас и остолбенение от своих великих планов, появившиеся на лице Робера, немного порадовали графиню, но бурю гнева не потушили, и она отправилась дальше, горя желанием кого-нибудь покусать.
Гостей от увечий спас шевалье дю Пиллон, очень вовремя ее разыскавший.
Он увлек графиню в освободившуюся нишу, из которой девица отправилась танцевать басданс с факелами, а паж топиться в пруду, и там основательно ее обезвредил.
Так что каждый в конце концов нашел занятие по душе: большинство гостей топтало камни двора в колеблющемся свете факелов; графиня и дю Пиллон страстно целовались, полуприкрытые портьерой, а Робер плюхался в липкой жидкой грязи, поскольку перед турниром из пруда спустили всю воду, так как мадам баронесса на прогулке, по ее словам, уронила в него свою рубиновую шпильку…
…К обеду разъехались все гости. Осталась только баронесса, каждую ночь принимавшая куафера[21]
графини и потому решившая погостить в замке подольше.Объяснения с дочерью мадам Изабелла отложила на завтра: руки Жанны попросило несколько вполне достойных людей и обсуждение этого важного дела требовало свежей головы.
Глава IX
Повинуясь строгому приказу сверху, с утра пораньше в каморку к Жаккетте пришла внушительная госпожа Шевро, жена управляющего.
Постно поджав губы, она критически осмотрела комнатку и саму Жаккетту. Потом, медленно цедя слова, сообщила, что Жаккетту переводят в комнату Аньес, чтобы камеристки госпожи Жанны были под рукой, и, кроме того, теперь она, Жаккетта, каждый день будет ходить к мессиру Ламори для обучения его ремеслу.
Итальянец занимал отдельную башню, и это никого не удивляло: слишком ценным субъектом для графини был мессир Ламори.
Помимо непревзойденного мастерства в деле украшения женских голов, он кое-что смыслил и в астрологии, впрочем, особо не афишируя это свое искусство, дабы не дразнить волков – сиречь доминиканцев.
Башня его полностью устраивала, там он варил свои тайные притирания и бальзамы, составлял для нужд мадам Изабеллы гороскопы и неплохо приторговывал по мелочам, толкуя за сходную цену сны для всей челяди. Люди куафера побаивались и без дела около башни не шныряли.
Чем ближе подходили Жаккетта и жена управляющего к башне, тем медленнее шла мадам Шевро.
Наконец она и вовсе остановилась.
– Теперь не заблудишься! Вон, прямо иди и в итальяшкину дверь упрешься, – махнула госпожа Шевро рукой куда-то вбок и, подозрительно быстро развернувшись, легким галопом, довольно странным для ее лет и комплекции, понеслась обратно.
– Никак на плите что забыла? – удивилась такой резвости Жаккетта и, подойдя к забранной железом двери, постучала по ней ручкой – резным кольцом в виде свернувшейся змеи.
Дверь чуть приоткрылась, и сильная мужская рука, схватив Жаккетту за ладонь, затащила ее вовнутрь.
После яркого солнечного света Жаккетте показалось, что она ослепла, так темно было в башне, чьи и без того крохотные оконца-прорези в тесаном камне были закрыты глухими ставнями.
Не тратя времени на разговоры, мессир Ламори тянул ее куда-то вглубь башенки мимо странных предметов на длинных дощатых столах.
Когда глаза девушки немного привыкли к полумраку, она различила вереницу колб, ступок, разноцветных баночек… То тут, то там горели небольшие жаровенки, курясь ароматными дымками, а впереди угадывался большой камин с грудой ярких углей.
Около камина и закончилось их краткое путешествие по башенке. В этом месте, как в центре паутины, находилось сосредоточие жизнедеятельности итальянца.
В глаза первым делом бросался большой прямоугольный стол, полностью закрытый алой суконной скатертью и заваленный свитками, книгами и чистыми листами бумаги. Рядом стоял небольшой книжный шкафчик, сработанный местным умельцем, и глобус на громадной ноге. (Графиня специально посылала человека в Брюгге, свято уверовав в теорию мастера, что глобус и удачная прическа неразрывно связаны. Впрочем, так оно, наверное, и было.) К столу было придвинуто высокое важное кресло, а еще одно кресло, даже не кресло, а скорее лежанка – мягкое, обитое в тон скатерти красной кордовской кожей, – стояло перед камином.
Куафер наконец отпустил руку Жаккетты, и она осталась стоять у стола, с любопытством оглядываясь по сторонам.
Минуту спустя решив, что видала места позапущенней и поинтересней, как, например, чердак старосты, куда позапрошлым летом она лазила с младшими братьями, Жаккетта принялась поправлять сбившуюся верхнюю юбку.
– Cara mia, тебя не пугает эта комната? – спросил внимательно наблюдавший за ней мессир Ламори. – Невежественный местный люд утверждает, что так же выглядит и преисподняя.
– А чего тут страшного? – удивилась Жаккетта. – Преисподняя выглядит совсем не так. Там большие чаны с кипящей серой и черти туда-сюда шмыгают. Ой, извините, сеньор, я хотела сказать, что эта комната меня не пугает, – поправилась она, вспомнив о хороших манерах.
– Ну и замечательно! – усмехнулся итальянец. – Тогда приступим к уроку. Начнем с малого, и постепенно я выучу тебя всем премудростям, необходимым камеристке знатной дамы.