Бретонская колдунья

Жаккетта сидела на чердаке среди сушеных трав и грустила.

В таком состоянии она в последнее время пребывала довольно часто: не то время свободное появилось, не то еще что…

Если говорить честно, то она даже не грустила. А, как бы поточнее выразиться, недоумевала.

У нее зародилось страшное подозрение, что если она неправильно молилась святой Бриджитте и та не так поняла обращенную к ней молитву.

Ведь Жаккетта просила оградить ее только от нежелательных ухажеров, а, похоже, что святая Бриджитта отгоняет скопом всех мужчин.

Думы, одна страшней другой витали в голове Жаккетты.

Может быть, святая вообще не признает несупружеских отношений?

А может, исчезло то самое, божьим попущением приобретенное, свойство Жаккетты, а без него ни один парень на нее и не посмотрит?

Или она просто стареет – ведь двадцать лет не за горами?!

«Дома, небось, все ровесницы детишек нянчат, даже косоглазая сплетница мари! Аньес со дня на день за своего Ришара замуж выйдет, даже Большой Пьер и то свое счастье нашел… Одна я – одна! Не с противным же Шарло якшаться!» – думала Жаккетта, теребя в руках какой-то корешок и отрешенно наблюдая, как падают с него в подол кусочки кожуры.

– Жаккетта!!! Куда эта корова запропала?! – раздался снизу вопль Жанны. – Жаккетта!!!!!

«И чего это госпожа разоралась?» – вяло удивлялась Жаккетта, спускаясь. – «И не лень же ей горло драть. Колокольчика, что ли, нет?»

* * *

– Долго, скажи на милость, тебя искать?! Я чуть руку не оторвала, пока колокольчик трясла! – накинулась на нее Жанна. – Приходила горничная от Франсуазы. Скорее беги в лавку Жана Лебрэ, там появились венецианские сеточки для волос. Сама выберешь, какая мне больше подойдет, и купишь одну! Да смотри, поторгуйся!

– Так мы же ему еще с прошлого раза не заплатили?

– А-а, какая ерунда! Скажешь, что скоро заплачу! Пошли, причешешь меня скорее, я и так опаздываю!

В лавку, так в лавку.

Молниеносно управившись за каких-то полтора часа с прической госпожи, Жаккетта (нога за ногу) поплелась куда велено.

Она шла по мостовой и прикидывала, как бы поделикатней намекнуть святой Бриджитте, что она, Жаккетта, не против того, чтобы к ней приставали. То есть, не то, чтобы не против, а точнее, не совсем против. Ну, то есть, в каждом случае надо посмотреть, против она или, все-таки, не против.

Сама запутавшись в многочисленных «против» и «не против», Жаккетта плюнула на раздумья и принялась с любопытством разглядывать людей на улочке.

Этот район, сосредоточие лавок, был одним из самых оживленных, и публика шастала там самая разнообразная: от новеньких бархатных и суконных костюмов, до драных дерюжных рубищ.

Впереди Жаккетты шествовала ярко разодетая и приторно благоухающая на весь квартал девица.

Ее платье, выглядывавшее из-под короткого, коричневого плаща, обшитого потрепанной малиновой бахромой, было сшито из простой, даже не шерстяной материи. Но, зато, выкрашено в абсолютно дикий оранжевый цвет. Неряшливо завитые локоны и накладные косы украшали ленты цвета подгнившего салата.

Девица плыла, как каракка по волнам, покачивая и одновременно виляя бедрами при каждом шаге.

«Ух, ты!» – восхитилась своеобразию походки Жаккетта и попыталась несколько шагов пройти так же.

Попытка чуть не закончилась плачевно: с непривычки и от неумения, Жаккетта запуталась в собственной юбке, ее ноги сбились с прямого курса, и повели куда-то в сторону.

Сбоку, из темного зева скобяной лавки вынырнул толстенький, прилично одетый господин, в которого Жаккетта чуть не врезалась в конце своего загогулистого виража.

– Скучаешь, красотка? – спросил он, подмигивая.

Жаккетта перешла на обычный шаг. Холодно, прямо как госпожа.

Жанна, осмотрела незнакомца и отрезала:

– Ничуть! По делу иду!

– Вот и славно! – обрадовался толстячок. – Я тоже люблю деловой подход, безо всяких там кривляний и ужимок. Моя плата – восемь денье[44].

– Чего? – не поняла Жаккетта.

– А что? – удивился в свою очередь господин. – Не экю же с солнцем[45] тебе платить?! Твоя товарка и половину сейчас согласится! – он махнул в сторону разряженной девицы.

Около той семенил кривоногий молодчик.

Выгнутые колесом ножки не облагораживали даже толстые слои пакли, вшитые в алые чулки. После коротких переговоров он по-хозяйски облапил девицу за бедра и повел в какую-то подворотню.

«Так это же шлюха на промысле…» – запоздало поняла Жаккетта. – И этот боров меня за такую же принял! Вот козел!»

– А что же Вы к ней не подошли, раз дешевле? – поинтересовалась она, глядя прямо в лицо собеседнику.

– А ты мне больше по вкусу. Люблю таких сдобненьких! Так и быть, еще две монетки накину, – решил, что дело на мази, толстяк.

– Обращаться с подобными гнусными предложениями к честной девушке из приличного дома подло и недостойно порядочного человека! – в лучших традициях мадам Изабеллы, нравоучительно изрекла Жаккетта и, прибавив шагу, оставила позади растерявшегося толстяка.

Теперь ее апатии и грусти как не бывало!

Жаккетта лихо мела юбкой пыль, а душа ее пела:

«Работает! Не надо со святой Бриджиттой говорить! Никуда э т о не делось! Клевали парни на меня, и будут клевать!»