Естественно, дуб в данном случае является дохристианским, враждебным рассказчику элементом, поэтому присутствие дьявола и беса, искушающего героя, не случайно. Следует отметить, что, как это ни парадоксально, по логике повествования и крест в данном случае представляется тоже чем-то нечистым: он пострадал от молнии вместе с дубом. Даже если мы относим эту деталь на счет воображения писателя, обработавшего фольклорный текст и стремящегося добиться наибольшего драматического эффекта, мы не сбрасываем со счетов тот факт, что в его сознании, как и в сознании читателя, подобное отождествление не являлось святотатством. Более того, когда справедливость торжествует и дуб как языческий символ искоренен, крест также подлежит замене. Так неразделимость комплекса «крест + дерево» подчеркивается дважды.
Как мы видим, почитание священных деревьев, видимо, не всегда положительно рассматривалось священниками, а в народном сознании оно часто ассоциировалось с дьявольщиной. Таким образом, крест в сознании бретонцев, с одной стороны, ассоциировался с пересечением дорог, с другой – слился с образом мирового древа и далеко не всегда отождествлялся с распятием.
Эта легенда, благодаря оригинальному и совершенно нетипичному для бретонских волшебных сказок сюжету, стоит особняком. Э. Ар Моаль по всей видимости, не стал искусственно привязывать к этой сказке мораль и поучения; никакой автоматически следующей морали из действий героев не следует. Более того, обычно рассказчик в устной версии сказки или автор ее литературной версии находит какое-то объяснение мотивам действий героев, понятное ему самому и его слушателям или читателям. В данном случае сколько-нибудь вразумительное объяснение действиям Персоника, придумавшего способ вылечить покалеченных принцесс с помощью поедания похитителя-волка, отсутствует. Более того, не понятны и действия волка, который вместо того, чтобы попросту съесть девушек, как поступил бы любой хищник, приходит глодать их заживо, причем по какому-то одному ему известному принципу: одной он гложет конечности, другой – уши, третьей – щеки и т. п.
Не совсем понятно Э. Ар Моалю (и читателю) предназначение плетки, которая может добывать еду, наказывать воров и укрощать дикого зверя. И если поведение героев и их фантастические приключения во всех остальных текстах получают подробное объяснение, то в данном тексте чувствуется некая недосказанность, вызванная, вероятно, замешательством автора.
Поскольку подобных эпизодов в других бретонских фольклорных текстах на данный момент не обнаружено, можно лишь с осторожностью высказать предположение о том, что эпизод с поеданием опасного хищника и последующего присвоения его качеств (волчьи глаза видят лучше человеческих, волчий нос лучше чует, волчьи уши лучше слышат) восходит к архаическим охотничьим ритуалам, утраченным и забытым. Однако никаких прямых доказательств существования веры в то, что сила поедаемого зверя может передаваться его победителю, в Бретани не зафиксировано.
В отличие от предыдущей легенды «Волшебная дубинка» изобилует поучительными эпизодами, в которых затрагиваются многочисленные моральные проблемы: любовь к родной стране, верность выбранному пути и обещанию, данному матери; соблазны и умение им противостоять с помощью молитвы…
При этом, как и в других текстах этого сборника, мотивация героев и оценка автора накладываются на фольклорные сюжеты, требующие отдельной интерпретации для того, чтобы быть хотя бы отчасти понятными.
Дом с приветливыми хозяевами-убийцами, куда ведет кривая дорожка, страшные сараи с мертвецами и бои красных собак ассоциируются с миром мертвых, куда могут попасть путники, потерявшие бдительность. Красные, окровавленные собаки – не только деталь, подчеркивающая жестокость хозяев дома. Красные или красно-белые животные в средневековой литературе кельтских народов и в современном фольклоре принадлежат к иному миру. В качестве примера можно привести красноухих псов Аравна, правителя Аннуна, Иного мира из Мабиногиона. (О символике красного цвета см. Приложение.)
История о девушке травести, отравляющейся на службу королю и пленяющей лесного человека, известна в различных вариантах. Один из вариантов этого сюжета вошел в состав сказки Жозебик и Мерлин, перевод который был опубликован издательством «Менеджер» в 2000 году.
Если появление девушки, переодетой в мужскую одежду, при дворе короля, ее последующее разоблачение и брак с молодым правителем вряд ли претендует на оригинальность, то поимка лесного человека, Мерлина, или в варианте, записанным Йоном а Го, Мерлика, заслуживает более пристального рассмотрения.