Бретонские легенды

Так, например, баллада Gwerzh santez Enori (Баллада о святой Энори) обнаруживает связи с сюжетными линиями жития святого Эффлама, легендой о короле Лире и трех его дочерях, такими произведениями, как: Caradoc de Vannes («Карадок ваннский»), «Персеваль», «Тристан» (прозаическое произведение), Le Lai du Cor («Лэ о роге») и Vita Budoci («Житие святого Будока») [Piriou, Y-B., 1982].

К этому следует добавить, что темы, присутствующие в современной устной литературе и существовавшие в Средние века, зачастую являются общими для бретонской и валлийской средневековой литературы. Современный исследователь бретонского фольклора Д. Лоран опубликовал исследование, посвященное бретонской балладе Gwerzh ar Skolan (Баллада о Ско-лане) и легенде о Мерлине [Ethnologie française 1., 1972 c. 3–4]

Персонаж бретонской баллады по имени Сколан, в других вариантах: Янник Сколан, Сколван (Skolan, Yannig Skolan, Skolvan), осужден за многочисленные грехи на вечные адские муки. Только благословение матери может спасти его от этой участи. Он является с того света на черном коне, в черном одеянии, с черным лицом. Вся баллада посвящена описанию его преступлений, среди которых – убийства, изнасилования, уничтожение скота, разгром церкви, причем самым страшным грехом является то, что он утопил книгу. Различные версии этой баллады (одна из которых была обработана Т. Э де ля Виллемарке) продолжают существовать в бретонской фольклорной традиции по сей день. Так, одна из последних версий была записала Ж. Филиппом в 80-х годах ХХ века. Испольнитель баллады – Жан-Луи Ролан (1904–1985) [Philippe, J., 1986, c. 75–78].

Аналогичный персонаж по имени Исколан (Yscolan) является героем валлийской поэмы XII века из Черной книги Кармартена. Так же как и бретонский Сколан, Исколан осужден за то, что поджег церковь, зарезал скот и утопил книгу. Описания Сколана – Исколана в обоих текстах схожи:

Валлийский текст:

Du dy pen du du hunan / Черна твоя голова, черен ты сам,
Ia du, ae ti ycsolan? / Итак, ты – Исколан?
– Mi Iscolan, Yscolheic, / – Я Исколан, клирик,
Yseawin y puill iscodic / Легок ум дикаря,
Guae ny baut a gaut Guledic / Утопитьcя тому, кто оскорбляет Бога!

Бретонский текст:

Du eo da varc’h ha du out-te / Черен ты и конь твой черен
Pelec’h hoc’h bet ha da belec’h ‘het? / Откуда вы и куда ты едешь?

[Toute l’histoire de Bretagne , 1996, c. 140]

При сопоставлении средневековых бретонских текстов с произведениями устной народной литературы, с одной стороны, и со средневековыми валлийскими текстами, с другой, мы можем вычленить определенные детали, восходящие, возможно, к периоду языковой и культурной общности бретонцев и валлийцев. В качестве примера можно привести также мотивы артуровских легенд, легенд о Мерлине, сохранившихся по обе стороны Ла-Манша вплоть до наших дней (Мерлик, лесной человек из сказки «Девушка-рыцарь», – один из подобных примеров).

Начиная с XIV века количество письменных памятников возрастает, причем теперь уже мы можем говорить о дошедших до нас связных текстах на бретонском языке.

Так, в аббатстве Ландевеннек (Финистер) долгое время хранилась рукопись, датируемая 1450 годом, в которой содержалась так называемая королевская песнь под названием An dialog etre Arzur ha Guynglaff («Диалог между Артуром и Гуингланом»). В XVIII веке рукопись была утрачена, и о ней известно лишь благодаря выпискам, сделанным бретонскими лексикографами XVIII века Луи Ле Пеллетье и Грегуаром де Рострененом (о них см. ниже). В 1924 году филолог Ф. Гурвиль обнаружил записи Ле Пеллетье на чердаке одного замка близ Морлэ.

Текст «Диалога» весьма интересен по многим причинам. Во-первых, по мнению Я.-Б. Пириу, текст является прямым продолжением легенд артуровского цикла, когда-то бытовавших в Бретани [Piriou, Y-B., 1984]. Во-вторых, бретоноязычный клирик, автор этого текста, построил поэму таким образом, что диалог короля Артура и прорицателя Гуинглана является панегириком королю Франции, на которого бретонцы возлагали большие надежды перед лицом опасности, исходившей от англичан.

Вне всякого сомнения, эта поэма была неоднократно переписана более или менее безграмотными клириками, подверглась многочисленным изменениям и деформациям, так что судить о языковых и литературных особенностях исходного текста весьма затруднительно. Сохранившиеся до наших дней отрывки из поэмы изобилуют французскими заимствованиями и несовершенны с точки зрения стихосложения. Тем не менее некоторые архаизмы и чудом сохранившиеся внутренние рифмы указывают на то, что, скорее всего, первый вариант «диалога» был более интересен и в художественном, и в языковом плане [Piriou, Y-B., 1984].