Брежнев

– Вот провожу Насера и встретимся, я давно хотел.

Твардовский отметил обязательность Брежнева, который сразу перезвонил, в отличие от Демичева – тот за две недели так и не собрался позвонить.

– Бывает, запарился, – примирительно ответил Брежнев, защищая своего подчиненного.

Александр Трифонович пытался заговорить о своих трудностях с цензурой, которая не пропускала очередной номер «Нового мира». Но Леонид Ильич сказал, что понятия об этом не имеет. Закончили на том, что Твардовский перезвонит и напомнит о встрече…

В редакции «Нового мира» царило ликование. Но встречи не последовало. И Твардовского с Брежневым больше не соединяли. Дежурные секретари отвечали:

– Его еще нет… Его сегодня не будет…

А руководители Союза писателей жали на Твардовского: добейтесь приема, потому что в ЦК требуют вашей крови.

19 декабря 1968 года Твардовский не выдержал и написал Брежневу письмо:

«Глубокоуважаемый Леонид Ильич!

Все это время, прошедшее со дня, когда Вы так внимательно отнеслись к моей просьбе о приеме, я не считал возможным напоминать о себе, понимая, что в напряжении политических событий Вам было не до литературных собеседований.

Теперь мне кажется, – возможно, я ошибаюсь, – что я могу вновь просить Вас принять меня, тем более, что все то, с чем я хотел прийти к Вам, отнюдь не утратило своей существенности, – скорее наоборот».

Александр Трифонович позвонил в приемную генерального секретаря, попросил разрешения привести письмо.

– Пожалуйста, приезжайте.

Ему был выписан пропуск. В приемной находились два дежурных секретаря. Один из них принял конверт.

– Вы ознакомьтесь, – предложил Твардовский.

– Зачем же?

– Я хотел напомнить Леониду Ильичу о себе, – объяснил цель приезда Твардовский.

– Да, вы знаете, все это время у него – ни дня, ни ночи, – заступился секретарь за своего шефа. – И отпуск – какой уж там отпуск.

Брежнев даже не ответил Твардовскому.

Цензура запрещала все мало-мальски значимое. Каждый номер «Нового мира» выходил с огромным трудом. Твардовский ни к кому из крупных начальников не мог пробиться для разговора. В ЦК приняли решение его не принимать, чтобы понял – он должен уйти. Но Александр Трифонович об этом не подозревал. Он много раз повторял:

– Если я стал неугоден верхам, пусть меня пригласит один из секретарей ЦК и скажет: по таким-то причинам вам следует оставить журнал. Я бы так и сделал. Нет, не говорят и встречаться не желают.

Фактический руководитель Союза писателей Георгий Мокеевич Марков приехал к Шауро. При разговоре присутствовал новый заведующий сектором художественной литературы отдела культуры Альберт Андреевич Беляев. Он же и записал разговор.

Марков добивался, чтобы Твардовского пригласили в ЦК и сказали прямо: ваша работа не удовлетворяет, надо уйти из журнала. Шауро объяснил, что на секретариате ЦК решили Твардовского больше не принимать, поэтому руководство Союза писателей само должно потребовать от Твардовского: или меняй линию журнала, или уходи.

– Знаете, это не так просто Союзу писателей сделать, – нервно ответил Марков. – Главный редактор журнала – номенклатура ЦК КПСС. Разве он будет с нами считаться? К тому же недавно был случай, когда московский горком снял своим решением Юрия Любимова с должности главного режиссера театра на Таганке, уже приказ был, а Любимов написал письмо Брежневу и приказ отменили.

Шауро стоял на своем.

– Нынешний состав секретариата Союза писателей, – продолжал Марков, – не сможет собрать большинство голосов в пользу такого решения. Журнал считается в определенных кругах интеллигенции чуть ли центром литературной жизни.

– Есть поручение руководства ЦК, – весомо говорил Шауро, – и его надо выполнять. Это поручено Союзу писателей. Но вы не хотите, потому что вам это неприятно.

– Как мы можем сейчас выносить вопрос о снятии Твардовского с поста главного редактора, если совсем недавно на съезде учителей Леонид Ильич так уважительно и высоко отозвался о Твардовском? – упорствовал Марков. – Нас не поймут.

– Вас никто не заставляет снимать Твардовского, – уточнил Шауро, – но все разговоры с ним о положении дел в журнале и ваши кадровые действия должны подталкивать Твардовского к уходу из журнала.

Находились члены политбюро, которые по каждому поводу требовали еще более жестких мер. Но масштаб и накал репрессий определялись поведением генерального секретаря. Брежнев лишней жестокости не хотел.

Константин Михайлович Симонов написал Брежневу – вскоре после его избрания первым секретарем – о своих опасениях относительно возрождения сталинизма. Леонид Ильич принял его и сказал:

– Пока я жив, – и поправился, – пока я в этом кабинете, крови не будет.

Леонид Ильич был человеком здравым. На него не подействовало даже покушение на его жизнь 22 января 1969 года. Это был день, когда встречали космонавтов, совершивших полеты на кораблях «Союз-4» и «Союз-5».

Когда кавалькада машин с космонавтами и Брежневым направлялась в Кремль, из толпы раздались выстрелы. Прямая трансляция по радио и телевидению церемонии встречи космонавтов прервалась. Зрители терялись в догадках: что же произошло?