Брежнев. Генсек «золотого века»

В Завидове два больших дома, Московское море, утки дикие, рыбалка… Привозил мне карасей. Отправились в Завидово. 8-го вечером и 9-го охотились. 9-го же вернулись в Москву. Позвонил мне, что домой не заедет: что-то нужно сделать по работе. Даже переодеться не захотел. Там, в Завидове, правда, костюмы и рубашки, и галстуки на всякий случай, если внезапно понадобятся, в специальном чемодане были – его всегда с собой брали.

Леня попросил на вечер пожарить налима, привезенного из Завидова. Он любил жареного налима. За столом Леня говорит: “Что-то мне много три кусочк”. А повар: “Ну что вы, Леонид Ильич, кусочки такие маленькие. Скушайте, если вам нравится!” Скушал. И пошел спать. Прикрепленные помогли ему раздеться, дали снотворное, положили добавочное – вдруг еще понадобится.

– “Прикрепленные” – кто такие? Помогать – входило в их обязанность?

– Нет. Дежурные из охраны делали это из уважения. Все уже так привыкли. Если кто дежурит – Медведев, или Собаченков, или Давыдов, – пойдут, помогут ему переодеться, уложат, а потом и кличут: “Виктория Петровна, идите, уже зовет”. Спальня у нас была на втором этаже, а телевизор – на первом. Если он видит, что я не иду, кричит: “Витя, ты что там делаешь? Я не сплю!” В тот последний вечер, когда пришла, он лежал, потушив свет.

– Может, предчувствия были какие?

– Нет. Ничего не говорил. Только я сказала: “Лень, ты включаешь вентилятор, и мне холодно…”

Это был маленький вентилятор, но он очень любил, чтобы в лицо дуло. И он его выключил. Я хорошо спала. И вдруг Леня тянет одеяло, а я ворчу: “То тебе жарко, и вентиляцию включаешь, а то одеяло с меня тянешь, и я раскрытой остаюсь”. Я полежала. Вижу: между шторами полосочка светится чуть-чуть. Думаю: “Надо вставать!” Встала. Его одеяло на полу. Подняла одеяло. Он лежал на правом боку, и вентилятор был включен. Я одеялом Леню прикрыла. Дежурила Зина Павловна. Она как раз заглянула и говорит: “Виктория Петровна, уже пришли уколы делать”. В полдевятого я обычно завтракала, после того как укол сделают. И тут Зина Павловна говорит: “Ой, как-то странно Леонид Ильич лежит на спине – с подушки спустился и одеяло руками смял…” Я отвечаю: “Не видела, чтобы странно лежал и одеяло как-то держал…” Завтракаю. Слышу: бегают. Думаю, ну опять, наверное, Володя что-то забыл – а дежурил Медведев – и бегает туда-сюда. Оказывается, уже все случилось… Вызвали Чазова. А я ничего не знаю, завтракаю в столовой. Дверь прикрыта была.

Потом пришел Михаил Титыч, врач лечащий. Смотрю: без галстука, рубашка расстегнута. Говорит: “Виктория Петровна, Леониду Ильичу что-то не особенно хорошо”. Я туда, к спальне, открываю дверь, но меня не пустили. И тут же Юрий Владимирович Андропов приехал. Успокаивают: ничего, надежда есть! Чазов объясняет, что сделали укол длинной иглой, давление вроде поднимается… А потом резко опустилось… Кровь к голове прилила, а потом обратно ушла. И все. Но они не говорили мне.

Я позвонила Вере Ильиничне, своей сестре, детям, конечно, Юрию Михайловичу. А в тот день – праздник милиции. Галя в парикмахерской сидела. Дежурные передали Юрию Михайловичу. Он за ней примчался в парикмахерскую, потом рассказывал: “Я срываю с нее бигуди и думаю: “Господи, кто? Папа? Мама? Мама болеет все время…” Они за меня боялись. И Леня все повторял: “Я так боюсь за Витю! Я так боюсь за Витю!” А Витя до сих пор, вот видите, жива!

Дали посидеть с ним, а затем говорят: “Больше нельзя, пока не совсем застыл, надо анализы сделать”. Потом врач тихо сказал мне на ухо, что лопнул сосуд. Спрашиваю: “Михаил Титыч, почему же не сказали раньше?” Он: “А кто бы согласился операцию делать?” Говорю: “Это другое дело. Но мы обязаны были спросить: может, он и согласился бы… Делают же такие операции!..”

Уже десять лет, как нет Лени…»

Ю.М. Чурбанов . В семье Брежнева

В один из январских вечеров 1972 года я с товарищем приехал поужинать в Дом архитектора на улице Щусева. Пришли в ресторан, сели за столик, заказали, как помню, холодный ростбиф, салаты и бутылку вина. Не знаю, как сейчас, но тогда в ресторане Дома архитектора был большой камин, и вот когда его разожгли, я заметил, что в глубине зала за двумя столиками, сдвинутыми вместе, сидит знакомая компания. Разумеется, мы с товарищем тут же подошли, поздоровались, присели, и нас познакомили с теми, кого мы не знали, и в том числе – с молодой внешне интересной женщиной, которая представилась скромно и просто: «Галина». Я и понятия не имел, что это Галина Брежнева.