Брежнев

12 августа 1970 года канцлер Федеративной Республики Германии Вилли Брандт подписал с Косыгиным Московский договор. ФРГ и Советский Союз признали нерушимость послевоенных границ и договорились решать спорные вопросы только мирным путем.

Послевоенная Европа жила в страхе перед советскими танками. Московский договор, подписанный Брандтом, успокоил западных европейцев.

На советских людей договор с немцами произвел поначалу пугающее впечатление. Брежнев позвонил Фалину и шутя сказал:

— Ты что натворил? Звонят секретари обкомов. На Смоленщине, в Белоруссии и Предуралье население расхватывает соль, мыло и спички: «С немцами договор подписали. Значит — скоро война».

Многие партийные чиновники были против сближения с западными немцами, хотя боялись высказывать это публично. Первый секретарь ЦК компартии Украины Петр Шелест записал в дневнике: «В „Литературной газете“ появился снимок: Брежнев, Брандт и его супруга стоят под руку, улыбаются. Кому это нужно, неужели мы такие „друзья и приятели“, чтобы это так рекламировать в нашей печати?»

Откровенный разговор с американским президентом

В отличие от многих своих соратников Брежнев серьезно отнесся к возможности наладить отношения с ведущими державами и тем самым укрепить мир, хотя некоторые его приближенные утверждали впоследствии, что «все брежневские мирные инициативы — пауза для восстановления военного паритета».

Его первая настоящая поездка на Запад в роли руководителя страны состоялась в 1971 году. Это была Франция. Он серьезно готовился, отверг составленные в Министерстве иностранных дел трафаретные тексты речей, требовал от помощников, которых собрал на госдаче в Завидове, подобрать человеческие слова:

— Вот мы на фронте мечтали о том дне, когда смолкнет канонада, можно будет поехать в Париж, подняться на Эйфелеву башню, возвестить оттуда так, чтобы было слышно везде и повсюду, — все это кончилось, кончилось навсегда!.. Надо вот как-то ярко написать про это. И не просто написать и сказать, а сделать…

20 апреля 1972 года в Москву с секретным визитом прилетел советник американского президента по национальной безопасности Генри Киссинджер.

Он играл совершенно необычную роль в администрации президента Ричарда Никсона. Киссинджер и Никсон бесцеремонно, а иногда и просто оскорбительно отстраняли от принятия решений государственный департамент и госсекретаря Уильяма Роджерса.

Инструкции дипломатам за рубежом по основным политическим проблемам разрабатывал и отправлял аппарат советника президента. Если государственный секретарь Роджерс одобрял какую-то телеграмму до того, как о ней докладывали президенту, не исключалось, что его указание будет отменено.

Все щекотливые переговоры президент поручал своему советнику, считая, что этот человек, который все еще говорил с сильным немецким акцентом (Киссинджер родился в Германии, его привезли в Америку ребенком), не может составить ему конкуренции. Но вопреки ожиданиям Никсона Генри Киссинджер стал весьма популярной фигурой.

В аэропорту его встречали первый заместитель министра иностранных дел Василий Кузнецов и генерал Сергей Антонов, начальник Девятого управления КГБ. Американцев отвезли в комплекс резиденций для иностранных делегаций на Ленинских горах.

Киссинджер, который только что побывал в Пекине, отметил, что московская архитектура ему знакома: в китайской столице он жил в таком же особняке. Различие состояло в том, что в Китае гостевые дома находятся в большом парке со множеством озер и из одного дома виден другой, хотя проходы между ними охраняются часовыми. На Ленинских горах каждая резиденция окружена высокой стеной, ворота всегда закрыты.

В одной из комнат стоял огромный старый сейф, гостям посоветовали хранить в нем секретные бумаги. Но американцы не доверяли хозяевам. Сотрудники Киссинджера заподозрили, что внутри сейфа находится движущийся механизм, нечто вроде кухонного лифта, с помощью которого ночью документы можно спускать вниз, где хозяева могли бы с ними познакомиться… Все документы они держали в большом цинковом ящике, который днем охранял агент секретной службы. Ночью ящик ставили между кроватями в комнате, где спали двое агентов.

Американцы боялись, что их подслушивают, и пользовались так называемым беблером — запускали магнитофонную ленту, на которой записана неразборчивая речь, что-то вроде одновременной болтовни десятков людей. Когда Киссинджер хотел посоветоваться со своими сотрудниками, они включали беблер и раговаривали вполголоса. Вашингтонские контрразведчики уверили Киссинджера, что никакая техника подслушивания не позволяет распознать голоса на фоне какофонии, записанной на пленке.