Брежнев

Роль руководителя страны требует умения принимать неожиданные, неординарные и самостоятельные решения, не заглядывая в святцы. Хрущев это мог. Даже Брежнев, пока не начал болеть, способен был на что-то решительное. А Михаил Андреевич привык строго следовать канонам. Ни другим, ни себе он не позволял отклоняться от генеральной линии, на всю жизнь усвоив, что шаг вправо или шаг влево приравнивается к побегу и конвой стреляет без предупреждения.

Старший околоточный, или Хранитель партийного огня

Суслов был верным хрущевцем, всегда поддерживал Никиту Сергеевича в критические минуты и возражал первому секретарю только в тех случаях, когда сам Хрущев совершал нечто непозволительное и опасное для партии, скажем, распорядился напечать повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича» или задумал разрушить традиционную структуру партийного аппарата.

Сам Александр Солженицын описывал, как попал на встречу руководителей партии с деятелями литературы и искусства 17 декабря 1962 года:

«К нам подошел какой-то высокий худощавый с весьма неглупым удлиненным лицом и энергично радостно тряс мне руку и говорил что-то о своем крайнем удовольствии от „Ивана Денисовича“, так тряс, будто теперь ближе и приятеля у меня не будет. Все другие себя называли, а этот не назвал.

Я:

— Простите, с кем же…?

Твардовский укоризненно вполголоса:

— Михаил Андре-е-ич!

Я:

— Простите, какой Михаил Андреич?

Твардовский сильно забеспокоился:

— Да Суслов!

Ведь мы должны на сетчатке и на сердце постоянно носить две дюжины их портретов! — но меня зрительная память частенько подводит, вот я и не узнал. И даже как будто не обиделся Суслов, что я его не узнал, еще продолжал рукопожатие…»

Отправленный на пенсию, Хрущев сожалел, что вовремя не убрал Суслова, говорил, что ошибался в нем. Конечно, сухой догматик и начетчик Суслов не мог нравиться темпераментному Хрущеву. Но Никита Сергеевич ценил Суслова как хранителя партийных догм.

Михаил Андреевич следил за каждым словом, контролировал в партийном хозяйстве любую мелочь. Форма для Суслова была важнее содержания. Он считал, что партийные решения — это обруч, который скрепляет государство. И любая попытка что-то изменить может привести к его развалу.

Он был хранителем священного идеологического огня. Никогда не отменял решения партии, даже ошибочные, или искал такие формулировки, что не поймешь — то ли решение отменили, то ли утвердили.

В 1976 году, вспоминал Черняев, у Суслова обсуждалась статья о Сталине, написанная для Большой советской энциклопедии. Суслов подошел к этому вопросу по-своему:

— Я сравнил ее со статьей, опубликованной в 1970 году в исторической энциклопедии. Товарищи взяли фактически тот же текст, но исключили из него некоторые моменты. Что Сталин допустил ошибки во время коллективизации, а затем они были исправлены ЦК. Что в письме Ленина съезду говорится о грубости Сталина и других чертах, нетерпимых у политического деятеля, занимающего такой пост… Я считаю, товарищи неправильно это сняли. Надо восстановить. А то будут сравнивать и задавать вопросы. С другой стороны, почему-то убрали, что Сталин проявил себя во время Гражданской войны как крупный военно-политический деятель и был награжден орденом Красного Знамени. Это тоже надо вернуть…

Александр Яковлев рассказывал мне такую историю.

Главный редактор газеты «Советская Россия» Василий Московский позвонил Яковлеву и сообщил, что собирается напечатать критическую статью о бардах, в том числе о Владимире Высоцком.

Генерал Московский еще до войны окончил военно-политическую академию имени В. И. Ленина и много лет работал в армейской прессе, после войны был заместителем ответственного редактора «Красной звезды». После смерти Сталина его взяли в аппарат ЦК, где он несколько лет возглавлял отдел пропаганды и агитации бюро ЦК по РСФСР. В 1960 году его назначили заместителем председателя Совета министров РСФСР, а через два года отправили послом в Северную Корею. В 1965 году он стал главным редактором «Советской России».

Яковлев попросил показать гранки. Прочитал и пришел к выводу: статья хулиганская. Позвонил Московскому:

— Я не советую ее публиковать.

Тем не менее статья в газете появилась.

Яковлев возмутился:

— В чем дело? Почему не прислушались к моему мнению?

Главный редактор «Советской России» гордо ответил, что согласовал статью с секретариатом Брежнева (имелся в виду помощник генерального Виктор Голиков) и с Дмитрюком, заместителем Яковлева по печати, бывшим секретарем Краснодарского крайкома. Причем Дмитрюк в тот момент лежал в больнице.

Яковлев написал записку в ЦК, хотя понимал, что большинству секретарей статья понравилась. Но рассчитывал на психологию Суслова, который не прощал нарушения дисциплины.

И не ошибся. Михаил Андреевич, прочитав записку, вынес вопрос на секретариат.

Сразу сказал:

— Мы товарища Яковлева слушать не будем, он уже изложил свою точку зрения.