В Москве вопросы, связанные с Чехословакией, впервые были рассмотрены на заседании Политбюро ЦК только 18 января 1968 года. Эта тема была лишь вскользь затронута Л. И. Брежневым, когда он, информируя своих коллег о беседах с лидерами СЕПГ и ПОРП, отметил, что «товарищ Гомулка в связи с Пленумом в Чехословакии… выражал некоторое опасение в том смысле, как бы не произошло какого-то иного поворота, чтобы сейчас помочь товарищу Дубчеку проводить твердую линию», которую КПЧ проводила до сих пор «как во внутренних вопросах, как и в международном коммунистическом движении»[757]
. Затем советский посол в Праге Степан Васильевич Червоненко выступил с инициативой пригласить А. Дубчека с неофициальным визитом в Москву и одновременно направить в Прагу советскую делегацию «высокого уровня». Судя по дневнику Л. И. Брежнева, в котором он очень подробно описал свой телефонный разговор с Я. Кадаром, побывавшим в начале января 1968 года в Словакии, А. Дубчек опасался ехать в Москву «с пустыми руками»[758]. Но тем не менее 29 января он все же прибыл в советскую столицу с кратким рабочим визитом для более близкого знакомства с высшим советским руководством. В ходе этого визита состоялась его встреча с Л. И. Брежневым, А. Н. Косыгиным, Н. В. Подгорным, М. А. Сусловым, П. Е. Шелестом и А. П. Кириленко, во время которой они провели «легкий зондаж» нового лидера ЦК КПЧ на предмет его реальных настроений и намерений. А менее чем через месяц Л. И. Брежнев (вместо Н. В. Подгорного) во главе целой делегации вновь побывал в Праге в связи с 20-летним юбилеем Февральской революции 1948 года, где вновь прощупывал А. Дубчека в ходе ряда личных бесед[759]. Причем П. Е. Шелест, входивший в состав этой делегации, в своем дневнике тогда же записал, что во время этих встреч А. Дубчек вел себя «восторженно и даже заносчиво», а Л. И. Брежнев, «не добившись никакой ясности и определенности от нового «руководства» КПЧ, как-то обмяк» и «растерялся перед наглым поведением Дубчека»[760].Между тем, как считают ряд авторов (Н. Н. Платошкин, З. Млынарж), после прихода к власти правящего триумвирата в составе А. Дубчека, Д. Кольдера и О. Черника главной их заботой стало избавление от слишком сильных, умных и самостоятельных «людей Новотного» в руководстве партии, которые были истинными реформаторами. Как только главный интеллектуал в Президиуме ЦК Йозеф Гендрих отменил цензуру и восстановил старую редакцию органа Союза писателей ЧССР «Литерарни листы», 4 марта 1968 года его отправили в отставку и заменили новым главным «идеологом» Йозефом Шпачеком. А чуть позже та же участь постигла и его давнего друга — такого же интеллектуала в составе высшего руководства страны — секретаря ЦК по международным вопросам Владимира Коуцкого, которого отправили послом в Москву[761]
.Уже 8 марта на страницах братиславской молодежной газеты «Смена» было опубликовано открытое письмо президенту А. Новотному с призывом к нему добровольно покинуть свой пост. А через неделю сначала в Брно, а затем в Братиславе, Оломоуце и других городах прошли студенческие демонстрации под лозунгом «Долой Новотного и его банду». В результате этих заранее и хорошо спланированных акций 22 марта 1968 года А. Новотный добровольно подал в отставку с постов Президента ЧССР и члена Президиума ЦК КПЧ. Как позднее вспоминал З. Млынарж, первоначально на пост нового президента страны хотели найти «какого-нибудь профессора», в результате чего «среди возможных кандидатов возникло имя президента Академии Наук Франтишека Шорма». Однако вскоре все «без особых возражений сошлись на кандидатуре генерала Людвика Свободы», который 30 марта 1968 года и был избран новым президент ЧССР[762]
.Тем временем ситуация в Праге стала вызывать все большее беспокойство не только у Я. Кадара, В. Гомолки и В. Ульбрихта, которые еще в феврале 1968 года забили тревогу, но и в самой Москве. Поэтому уже 6 марта эта тема обсуждалась на заседании Политического консультативного комитета ОВД в Софии[763]
. А затем 15 марта на заседании Политбюро ЦК было одобрено «Письмо» Б. Н. Пономарева новому руководству ЧССР, в котором среди прочих вещей содержалось предложение о визите в Москву не столько самого А. Дубчека, сколько целой делегации в составе ряда других членов высшего руководства, которое он позднее крайне пристрастно оценил как некий «знак давления Москвы», чего по факту, безусловно, не было[764]. 21 марта прошло еще одно заседание Политбюро, которое отличалось особой резкостью в адрес нового чехословацкого руководства. Особо досталось А. Дубчеку, по поводу которого А. Н. Косыгин дословно сказал: «он очень разбросан, неуравновешен, на некоторые вещи… смотрит просто наивно»[765].