Как позднее писал З. Млынарж, для него публикация «Двух тысяч слов» стала не только полной неожиданностью, но и была «серьезным политическим промахом и серьезной угрозой делу реформы». Причем такую «угрозу» он усмотрел не столько в призыве стихийного создания “гражданских комиссий и комитетов”, сколько в полной решимости «ряда влиятельных коммунистов-реформистов войти в игру и поставить на карту все свое влияние», что вызовет «конфликт среди власть имущих», поставит под угрозу реализацию реформ и «приведет к нажиму на партийное руководство со стороны Кремля»[784]
.Во второй половине того же дня было срочно созвано совместное заседание Президиума и Секретариата ЦК КПЧ, на котором позиции его членов в оценке «Двух тысяч слов» резко разошлись. В. Биляк, Д. Кольдер, А. Индра, О. Швестка и М. Якеш расценили этот «манифест» как «реальную угрозу возникновения гражданского конфликта» и «объявления войны Советскому Союзу». Их же оппоненты А. Дубчек, Ф. Кригель, Й. Смрковский, О. Черник, Б. Шимон, О. Шик, В. Славик и другие, напротив, оценили этот манифест как реальную платформу «очеловечивания социализма». По итогам заседания, продолжавшегося чуть ли не до самого утра, было принято очередное Постановление ЦК, написанное З. Млынаржем и Ч. Цисаржем. И хотя обе стороны «выразили удовлетворение самим этим документом», где говорилось «о необходимости сосредоточиться на реализации “Программы действий КПЧ” и объединении усилий честных коммунистов на этой платформе», по факту каждая из этих групп «продолжала поступать в соответствии с той позицией, на которой она стояла до принятия данного Постановления»[785]
.Между тем ситуация в Праге все больше стала тревожить Москву. Еще 12 июня А. Дубчек получил от Л. И. Брежнева первое послание с предложением провести неформальную встречу «где-нибудь в пограничном районе», либо на одной, либо на другой территории. Но, сознавая, что ему придется держать ответ за свои «майские обещания», А. Дубчек уклонился от этой встречи. Тогда 20 июня на заседании Политбюро новому секретарю ЦК К. Ф. Катушеву было дано поручение подготовить уже проект письма Политбюро ЦК КПСС в адрес Президиума ЦК КПЧ с тем же предложением, которое было одобрено 2 июля[786]
. Наконец-то в Москве осознали, что на предстоящем в сентябре 1968 года XIV съезде КПЧ правые силы намерены полностью захватить власть в партии и стране, «свернуть шею социализму» и выйти из ОВД. Поэтому в новом письме, по сути, уже содержался ультиматум ЦК КПЧ и требование о проведении новой встречи в «дрезденском формате». Более того, советскому послу С. В. Червоненко, которому было поручено лично передать это послание А. Дубчеку, были даны указания потребовать от него выполнения целого ряда конкретных мер, в том числе публикации «Обращения ЦК КПЧ» с осуждением манифеста «Две тысяч слов», «овладения органами пропаганды и смены всех редакторов», «недопущения легализации всех антикоммунистических партий, прежде всего Социал-демократической партии», организации демонстраций Народной милиции под лозунгами «Защитим социализм в Чехословакии!» и «Дадим отпор антикоммунистам!» и т. д.Аналогичные письма в адрес Президиума ЦК КПЧ пришли и от руководства ПОРП, СЕПГ, ВСРП и БКП. Причем самые жесткие — из Варшавы и Берлина, а самое мягкое — из Будапешта. Однако А. Дубчек, панически боявшийся новой Дрезденской встречи, всячески уклонялся от нее, настаивая на двусторонних переговорах. Более того, чтобы не выглядеть саботажником в рамках ОВД, он стал требовать приглашения на встречу лидеров Румынии и Югославии, желая внести раскол в единство всего социалистического лагеря[787]
.Внутриполитическая ситуация в самой Чехословакии стала резко обостряться. Сначала на Пражской, а затем и на Брновской отчетно-выборных конференциях были не только поддержаны «Две тысячи слов», но и начались охота на ведьм и моральный террор против многих честных коммунистов. Достаточно сказать, что на Пражской конференции был составлен даже целый черный список из 50 «догматиков» и «консерваторов», которых ни при каких условиях нельзя было избирать делегатами на XIV партсъезд. Причем в первых рядах этого списка значились В. Биляк, Д. Кольдер, А. Индра, Й. Ленарт и О. Швестка. Поэтому неслучайно профессор Н. Н. Платошкин прямо писал, что атмосфере, царившей на этой конференции, «мог бы позавидовать сам сенатор Маккарти»[788]
.