Как бы то ни было, но днем 19 января 1981 года С. К. Цвигун совершенно неожиданно уехал из «Барвихи», где проходил реабилитацию, на свою дачу в правительственном поселке «Усово», и примерно в 16 часов 15 минут там его и нашли с простреленной головой на садовой дорожке. Что произошло в тот роковой день — не ясно до сих пор. Кто-то, например его близкие коллеги по КГБ генералы армии Ф. Д. Бобков и В. А. Крючков, уверяет, что С. К. Цвигун якобы сам застрелился из своего табельного пистолета, поскольку уже не мог терпеть жуткие боли, связанные с рецидивом онкологического заболевания[1191]
. О том, что проблемы с онкологией стали причиной самоубийства С. К. Цвигуна, писал и академик Е. И. Чазов[1192]. Хотя эту версию категорически опроверг его лечащий врач, знаменитый специалист по торакальной хирургии академик М. И. Перельман, который еще в 1971 году успешно прооперировал генерала С. К. Цвигуна по поводу рака легкого и буквально за три недели до его гибели принимал участие в консилиуме врачей, установивших отсутствие рецидива рака легких и каких-либо метастаз в мозг у их пациента[1193]. Другие авторы, в частности А. М. Буровский, ссылаясь на мемуары генерала КГБ В. Е. Кеворкова, утверждают, что С. К. Цвигун покончил жизнь самоубийством на следующий день после того, как его вызвали в ЦК и представили неопровержимые доказательства его причастности к коррупции, в том числе получению взяток[1194]. Третья группа авторов, в частности небезызвестный сказочник Р. А. Медведев, говорит о том, что С. К. Цвигун пустил себе пулю в лоб после крайне эмоционального разговора с М. А. Сусловым, который якобы потребовал от него прекратить расследование «бриллиантового дела», в котором фигурировало имя дочери генсека Г. Л. Брежневой[1195]. Наконец, четвертая группа авторов, склонных к созданию различных конспирологических версий, в частности В. М. Легостаев и Л. Н. Сумароков, уверяет, что генерал С. К. Цвигун был застрелен чуть ли не по личному указанию самого Ю. В. Андропова каким-то наемным убийцей — то ли агентом, то ли штатным сотрудником КГБ[1196]. Более того, Л. Н. Сумароков утверждает, что якобы накануне гибели С. К. Цвигуна у него состоялся личный разговор с Ю. В. Андроповым, но «мы едва ли узнаем», о чем был этот разговор.В связи с этим обстоятельством обычно вспоминают имена двух человек, последними видевших еще живого С. К. Цвигуна: его личного помощника А. А. Волкова, приезжавшего тем же днем в «Барвиху», и водителя спецгаража П. А. Чернова, который то ли лично застрелил своего «клиента», то ли дал ему свой табельный пистолет, из которого тот застрелился сам. Однако эту версию напрочь отвергает внучка С. К. Цвигуна В. В. Ничкова, которая, ссылаясь на свидетельство своего родного дяди Михаила Семеновича Цвигуна, говорит о том, что в его присутствии сам Ю. В. Андропов, приехавший на место гибели своего первого заместителя, тихо, но вполне отчетливо сказал: «Я им Цвигуна не прощу». Как бы то ни было, но никакого реального расследования по факту гибели С. К. Цвигуна проведено так и не было, а его семья получила на руки свидетельство о смерти, где в графе «причина» значилось: «острая сердечная недостаточность»[1197]
. Причем уже в наше время все попытки В. В. Ничковой получить какие-либо документы, связанные с болезнью ее деда и реальными обстоятельствами его ухода из жизни, до сих пор не увенчались успехом.21 января 1982 года в «Правде» и ряде других центральных газет появился некролог С. К. Цвигуну, подписанный только четырьмя членами Политбюро: Ю. В. Андроповым, К. У. Черненко, Д. Ф. Устиновым и М. С. Горбачевым, — а также одним кандидатом в члены Политбюро — Г. А. Алиевым. Далее по списку шли подписи Управделами и заведующего Отделом административных органов ЦК Г. С. Павлова и Н. И. Савинкина, министров внутренних дел и гражданской авиации Н. А. Щелокова и Б. П. Бугаева, а затем — всех заместителей председателя и других членов Коллегии КГБ. При этом многие «эксперты»[1198]
отметили, что в этом некрологе «не хватало нескольких высоких подписей», в том числе «самого Л. И. Брежнева и М. А. Суслова, что… вызвало много недоуменных суждений и спекуляций». Например, генерал армии Ф. Д. Бобков утверждал, что Л. И. Брежнев, потрясенный этой трагедией, все же «не решился подписать некролог самоубийце». А сусловский зять Л. Н. Сумароков высказал довольно сомнительную догадку, что это было дело рук Ю. В. Андропова, который якобы убедил генсека не ставить свою подпись под этим некрологом. Что же касается подписи М. А. Суслова, то она, по утверждению того же Л. Н. Сумарокова, «и не могла появиться», поскольку в тот момент М. А. Суслов «уже сам находился в состоянии клинической смерти».