Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Через день А. Н. Шелепин написал на имя Л. И. Брежнева личное послание, в котором попросил отправить его на заслуженный отдых. Однако и сам генсек, и особенно М. А. Суслов восприняли эту просьбу 56-летнего отставника, не достигшего пенсионного возраста, как издевку и «несогласие с политическим курсом руководства страны». В результате главный идеолог партии отчитал А. Н. Шелепина, как мальчишку, и заставил переписать свое письмо, в котором теперь была озвучена просьба «предоставить мне любую работу, без чего я не мыслю свою жизнь»[405]. И такая работа, лично подобранная К. У. Черненко, была вскоре предоставлена. В конце мая 1975 года на VIII Пленуме ВЦСПС А. Н. Шелепин был отправлен в отставку и назначен на нарочито унизительную должность заместителя председателя Госкомитета по профтехобразованию. При этом М. А. Суслов, инструктируя его нового начальника А. А. Булгакова, дал ему прямое указание создать вокруг его нового зама «полнейший вакуум».

Кстати, о том, что отставка А. Н. Шелепина готовилась второпях, красноречиво говорит такой факт: целых полтора года пост председателя ВЦСПС оставался вакантным, и только в самом конце ноября 1976 года в это кресло сел первый секретарь Саратовского обкома Алексей Иванович Шибаев. Причем, судя по брежневским записям, эту кандидатуру генсеку предложил М. А. Суслов[406].

Как известно, в самом конце июля 1975 года Л. И. Брежнев во главе советской делегации прибыл в Хельсинки для подписания Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. К этому времени кремлевским эскулапам удалось вывести его «из состояния мышечной астении и депрессии». Однако они очень боялись, что он вновь может «сорваться», и поэтому настояли на том, чтобы состав сопровождающих лиц был сведен до минимума, а круг личного общения ограничился всего двумя персонами — А. А. Громыко и стремительно набиравшим политический вес К. У. Черненко[407]. В результате визит в Хельсинки прошел без особых проблем, но сразу после возвращения, когда Л. И. Брежнев уехал на отдых в любимую Нижнюю Ореанду, все вернулось на круги своя. Как уверяет Е. И. Чазов, узнав об этом, во время очередной встречи с Ю. В. Андроповым он заявил ему, «что больше мы не имеем права скрывать от Политбюро ситуацию, связанную со здоровьем Брежнева и его возможностью работать»[408]. В этой ситуации руководитель КГБ решил лично встретиться с Л. И. Брежневым и, вернувшись из Крыма в «удрученном состоянии», согласился с Е. И. Чазовым, что необходимо «более широко информировать Политбюро о состоянии здоровья генсека».

Перебрав все возможные варианты, они решили для начала информировать о ситуации М. А. Суслова, который, также переговорив с генсеком, посоветовал «пока не расширять круг лиц, знакомых с истинным положением дела», ибо это может спровоцировать политическую борьбу и «нарушить сложившийся статус-кво в руководстве и спокойствие в стране». Однако вскоре о болезни генсека прознали и другие члены Политбюро, в частности Н. В. Подгорный, который даже заявился проведать старого товарища и друга в кремлевскую больницу на улице Грановского, куда Л. И. Брежнев слег сразу после окончания отпуска. Как позднее уверял Г. И. Воронов, сам Н. В. Подгорный признался ему, что они «пытались убрать Брежнева» и «поставить официально вопрос» о его отставке на Пленуме ЦК[409]. Причем в этот «заговор» были вовлечены и ряд других членов Политбюро, в частности Ю. В. Андропов и В. В. Гришин, но они не стали информировать генсека об активности Н. В. Подгорного. Более того, как считает А. В. Островский, через Е. И. Чазова глава КГБ пытался привлечь к этому «заговору» и В. В. Щербицкого с предложением переехать на работу в Москву. Однако в личном разговоре с главным кремлевским эскулапом лидер украинского ЦК заявил ему, что «Брежнев — сильный человек и выйдет из этого состояния» и «в этой политической игре я участвовать не хочу».

Целый ряд авторов (В. В. Прибытков, Н. С. Леонов, Н. А. Коровякова) уверяют, что именно тогда у Л. И. Брежнева произошел то ли новый инфаркт, то ли первый инсульт, который надолго вывел его из рабочего состояния[410]. Однако Е. И. Чазов отрицает все эти утверждения и говорит о том, что это был очередной «срыв». Именно тогда события, связанные с болезнью генсека, как выразился сам Е. И. Чазов, «начали приобретать политический характер». Слухи о тяжелом состоянии Л. И. Брежнева стали широко обсуждаться «не только среди членов Политбюро, но и среди членов ЦК». Эта ситуация вызвала беспокойство не только Ю. В. Андропова и Е. И. Чазова, но и других близких к Л. И. Брежневу людей. В частности, тогдашний секретарь ЦК по оборонке генерал-полковник Д. Ф. Устинов в частном разговоре с главой кремлевской медицины сказал ему, что «обстановка становится сложной» и поэтому необходимо «использовать все, что есть в медицине, чтобы поставить Леонида Ильича на ноги», а также «продумать всю тактику подготовки его к съезду партии», решение о созыве которого было принято на апрельском Пленуме ЦК[411].