Брянские зорянки

— Э-э, неужто. На печке будешь сидеть — ничего не узнаешь. И делов-то, оказывается, сущий пустяк. На пуд прибавки живого веса, по моим подсчетам, нужен всего лишь килограмм дрожжей. Ну, а если к этому добавить решетцо спелого хмеля, то и два пуда прибавки даст.

Бабка было выразила сомнение насчет такого неслыханного привеса, но дед быстро обезоружил ее примером насчет вздутого теста, и она дала согласие на эксперимент, даже вызвалась достать для волшебного стимулятора килограмма три дрожжей. Фетис же, довольный согласием старухи, надел охотничьи сапоги, взял лукошко и отправился на болото собирать дикий хмель.

К утренней кормежке препарат-стимулятор, составленный из пивных дрожжей и хмеля, был готов. Дед вылил его в кадку и торжественно преподнес с вечера не поенному быку.

— Пей, милок. Пей! Наука постаралась для тебя. Такое кушанье не снилось ни тебе, ни бычачьему роду твоему.

Огромный, похожий на зубра бык, привязанный к стене цепью, осторожно понюхал пойло, покосился грозным глазом на хозяина и, вздохнув, начал пить.

…Дед и бабка грелись после утренних хлопот на печке, толковали насчет возможной прибавки и базарных цен на мясо, когда в хату со свирепым ревом вломился сорвавшийся с цепи пьяный бык. Коротким ударом он сшиб ступу, лавку, стол и, поддев на рог ведро, начал крошить печь.

Прибежавшие на помощь люди с трудом уняли рассвирепевшего, пьяного быка, отходили нашатырным спиртом бабку и вытащили деда, застрявшего в печной трубе, куда он кричал «караул!».

Золотая жила

За массивным столом, над которым тихо раскачивалось полотнище с призывом «Двинем вперед грибозаготовки!», грозно восседал директор заготконторы «Главсыроежка» Амос Макарович Тетеркин — шарообразный детина, с трудом втиснутый в белую косоворотку.

Перед ним, вытянувшись в струнку, стоял тонкий, длинноногий Федя Сачков в желтой восьмигранной кепке, черном запыленном сюртуке, белых брюках дудочкой и парусиновых полуботинках, безмолвно требующих ремонта. На его измученном лице застыла досада, смешанная с испугом и разочарованием.

Обливаясь ручьями пота, парень пытался что-то сказать, но Амос Макарович не давал ему и пикнуть.

— Не верю! Никаким зверям и ракам не верю. Сущий вздор! Ахинея! Сплошная околесица! Только вчера расформировали «Ухватсбыт», «Утюгснаб», «Главпескарь», «Главтопор», «Главкисель», «Главпузырь», «Главдым», семь контор, не считая института «Пригородная пчела». Высвободилось столько людей, такие кадры, а ты не мог завербовать ни одного человека. Да это же комедия. Эпилог курам на смех. Если дойдет слух до Фаддея Власыча Погонялкина, он с нас семь шкур спустит. Разнесет в пух и прах всю нашу «Главсыроежку». Не смогли, скажет, развернуться, проспали такие кадры! Коз вам пасти, а не управлять конторой. Возьмет всех голубчиков за ушко…

— Как хотите, Амос Макарович, но я не виноват, — простонал вербовщик. — Был я во многих конторах, и везде одна картина. Ушли в село. Уехали на стройки.

— Ах, господи! — всплеснул руками директор «Главсыроежки». — Ну так какого же ты беса лысого околачиваешься вокруг этих опустевших контор? Неужели на них свет клином сошелся? Да я б на твоем месте, да при твоей комплекции давно уже мотался где-нибудь в районном центре.

— Был и в районном, — вздохнул парень. — Но мне там за срыв людей с уборки так всыпали, что я бежал, как стреляный заяц.

Амос Макарович взволнованно зашагал по комнате:

— Безобразие! Возмутительнейший архаизм. Грубейшая недооценка гриба на современном этане. И как только людям не стыдно после этого идти в магазин за грибами! А ведь пойдут же. Срази меня гром — пойдут! И не только пойдут, а еще шум поднимут, жалобную книгу потребуют. Почему у вас нет рыжиков да на каком основания отсутствуют опята? Да куда, мол, смотрит эта разнесчастная «Главсыроежка»? А стоит только «Главсыроежке» заикнуться насчет вербовки грибоваров и грибозаготагентов, так все сразу в кусты: «Мы не можем». А раз вы не можете, то и на товарища Тетеркина не надейтесь. Он вам с лукошком в лес не пойдет. Ему должностная конфигурация не позволяет.

— Зачем же вам? — сочувственно вздохнул вербовщик. — В крайнем случае можно вооружить лукошками нашего брата.

— Какого брата? — насторожился Тетеркин.

— Да самого обыкновенного. Собрать всех ваших помов, замов, сторожей, грибагентов, дать им по лукошку — и через три дня годовой план заготовок будет выполнен на двести процентов.

— Ты мне антимонию не разводи! — обрубил Тетеркин. — Думай лучше о том, как заполнить клеточки в штате. А их у меня немало. Двадцать три категории в воздухе повисло. Сорок пять клеточек пустует в штате. И если мы их до нового сокращения не заполним, их зарубят как пить дать.

— Чем же я их заполню, Амос Макарович? Не пойдешь же на дорогу останавливать каждого встречного-поперечного.