Бриджит

Бриджит

В Роснагирах на моей памяти, равно как и на памяти моего отца, Бриджит на н-Оран[1] слыла самой лучшей исполнительницей песен. Говорят, ее голос мог певчего дрозда заворожить, и птица летела к ней с ветки – такой был от Бога у нее дар.

И я верю, что так бывало, потому что и я сам нередко в юные годы, завороженный, устремлялся к ней, позабыв про обед или ужин. Если бы мне давали шиллинг всякий раз, как по пути из школы домой я замирал у нее на крыльце и слушал, как она поет, то я был бы теперь богачом. И мой отец рассказывал, что в годы юности, когда он ходил школу, с ним частенько приключалось то же.

Поговаривали, что сам Рафтери научил Бриджит петь Contae Mhuigheo[2]. И сам Шон МакЭл – который гостил в наших краях за год до того, как я родился, - услышав эту песню в ее исполнении, был растроган до слез.

Поэтому неудивительно, что мы все, когда узнали про Феш[3] в Мойкиране, мысленно присудили Бриджит победу в песенном состязании.

Во всей Ирландии не было исполнителей - ни среди мужчин, ни среди женщин, - которые могли бы с ней сравниться. При честном судействе никто иной победить не сможет - если она будет участвовать.

Она приведет в изумление ребят из Мойкирана и господ, которые пожалуют из Голуэя и Тума. Она легко победит и прославит Роснагирах, а потом ее отправят на Фестиваль[4] в Дублин.

Вначале Бриджит как будто была против. Она говорила, что слишком стара. Что голос уже не тот. Что дыхание слабое. Что песни из памяти повылетали. И не нужен ей приз. Разве и так на Изумрудном Острове не знают, что лучше нее нет исполнителей песен во всем Западном Коннахте? Разве не восхищался ей сам Рафтери, и Кольм Уоллис не сочинил песню в ее честь? И разве сам Шона МакЭл не был растроган до слез?

Бриджит приводила все эти и еще уйму доводов, но в то же время мы понимали, что ей хочется участвовать, и знали, что она решится.

Словом, чтобы рассказ не затягивать - мы на нее насели и не отставали, пока не взяли с нее обещание участвовать.

Она слово сдержала. Я хорошо помню тот день. На Феш будто вся Ирландия собралась. Народу было полным-полно – бедняки и богачи, господа и простолюдины, сильные ловкие юноши и седые дряхлые старики – кого только там не было. Все пожаловали: священники и монахи разных мастей, доктора и юристы из Тума, Голуэя и Ухтар Ард, газетчики из Дублина, и даже сын какого-то лорда из Англии.

Исполнители песен поднимались на сцену – их была уйма. Наконец, поднялась Бриджит. Мы были в самой дальней части зала. Она запела. Сначала чуть неуверенно и слишком тихо. Но потихоньку увлеклась, пришла в себя и на последнем куплете растрогала публику до слез.

Когда Бриджит допела, зал взорвался аплодисментами и не смолкал, провожая ее со сцены.

И мы подняли такой тарарам, что крышу едва не снесли.

Потом на сцену поднялась молодая девчушка. Голос у нее был гораздо лучше, чем у Бриджит, но мы все сошлись на том, что не было в ее песне ни щемящей тоски, ни той сладости, что были в песне Бриджит.

Она ушла со сцены. Публика снова устроила овацию, но я не заметил, чтобы кто плакал.

Один судья поднялся с места. Он очень хвалил Бриджит. И молоденькую девчушку тоже очень хвалил. Ужасный был зануда.

- Кто же победил? – крикнул, наконец, один из наших, когда терпение у нас лопнуло.

- А, кто победил? – ответил он. – Что же, если говорить про победу – мы вынуждены присудить ее Норе Кассиди (молодой девчушке), но мы хотели бы отметить Бриджит Мойнин (нашу Бриджит) и учредить для нее особый приз. Но на Фестивале в Дублине выступит Нора Кассиди.

Ребята из Мойкирана возликовали - Нора Кассиди была из Мойкирана. А мы промолчали. Только смотрели на Бриджит. Лицо ее сделалось бледно-серым, ее лихорадило.

- Простите, уважаемый, как вы сказали? – спросила она не своим голосом. – Я победила?

- Мы думаем отметить вас особой наградой, потому что вы так превосходно исполнили … Но победа на Феше присуждается Норе Кассиди.

Бриджит не ответила ни слова. Она встала и, глядя прямо перед собой, направилась к выходу. Так она и ушла, и добралась до Роснагирах гораздо раньше нас – а мы вернулись домой поздно, ближе к ночи.

До Фестиваля в Дублине оставалось две недели. Нам всем было невесело от мысли, что нашей Бриджит там не будет. Мы все считали, что ребята из Мойкирана ее засудили, и мы были уверены, что после Дублина она осталась бы рада и довольна.

Но увы, у нас не было денег, чтоб помочь ей попасть на Фестиваль, да и будь у нас эти деньги – она бы их от нас не приняла.

И вот, мы как-то вечером стояли у дома Лодочника, обсуждали все эти дела, и тут смотрим: во всю прыть к нам несется малец Мартин Конноли и говорит: «Бриджит на н-Оран ушла! На двери замок, и от нее ни слуху, ни духу».

И мы две недели не знали, что с ней и где она. А приключилось с ней вот что.

Она услышала, что Фестиваль в Дублине пройдет в такой-то день, и решила, что выступит на нем, если только жива будет. И ночью тайно от всех ушла. У нее в кармане была всего пара шиллингов. Она не знала, ни где этот Дублин, ни сколько миль до него – а добиралась она пешком.