Бриджит Джонс: грани разумного

– Нет-нет, – возразил Том, – это просто кошмарный вариант отношений конца тысячелетия. Дружба между мужчиной и женщиной строится на сексуальной динамике. Люди делают ошибку, когда игнорируют это, а потом расстраиваются, если их друзья не хотят с ними спать.

– Я не расстраиваюсь, – пробормотала Шеззер.

– А как насчёт такой дружбы, когда оба не хотят спать друг с другом? – поинтересовалась Джуд.

– Не бывает такого. Секс – вот что всем движет. «Друзья» – это плохое определение.

– Пашмина, – вставила я, отхлебнув шардонне.

– Точно! – возбуждённо воскликнул Том. – Это пашминаизм конца тысячелетия. Шеззер – «пашмина» Саймона, потому что она очень хочет спать с ним и он её унижает, а Саймон – «пашмастер» Шеззер.

Шерон в ответ на это ударилась в слезы, и двадцать минут мы потратили на то, что успокаивали её с помощью ещё одной бутылки шардонне и пачки сигарет, после чего вернулись к составлению списка дальнейших определений, а именно:

Пашминсер. Друг, с которым ты хочешь спать, но на самом деле он голубой. («Я, я, я!» – сказал Том.)

Пашмуж. Друг, с которым ты спала, а теперь он женат и у него дети и ему нравится иногда встречаться с тобой в память о былых временах, но ты при этом чувствуешь себя сумасшедшей, бесплодной старой девой, воображающей, что в неё влюблен викарий.

Экс-пашспёт. Экс-партнер, который стремится снова встречаться с тобой, но прикидывается, будто хочет быть тебе просто другом, а потом начинает приставать и делает всё наоборот.

– Как насчёт пашмучителей? – злобно предложила Шез. – Друзья, которые превращают твою интимную эмоциональную беду в социологическое исследование ценой твоих собственных чувств.

Тут я решила, что лучше сходить за сигаретами. Торчу в грязном пабе на углу, у автомата с сигаретами, жду сдачу – и вдруг чуть не подпрыгиваю до потолка. Возле бара стоит мужчина, который выглядит в точности как Джеффри Олконбери, только вместо жёлтого свитера с ромбами и подтяжек на нём светло-голубые джинсы с отутюженными складками спереди и чёрный нейлоновый жилет на шнурках.

Бешено уставляюсь на бутылку «Малибу», пытаясь собраться с мыслями. Это никак не может быть дядя Джеффри. Снова оборачиваюсь – беседует с мальчиком на вид лет семнадцати. Дядя Джеффри, точно он!

Заколебалась, не зная, что делать. Мелькнула мысль плюнуть на сигареты и убежать, пощадить чувства Джеффри. Но затем какая-то злая внутренняя мстительность заставила меня вспомнить, сколько раз Джеффри оскорблял меня в своём кругу и вопил при этом изо всех сил. Ха! А-ха-ха-ха! Теперь дядя Джеффри на моей территории.

Собиралась уже подойти и заорать изо всех сил: «Кого я вижу! Фрр! Нашёл себе сосунка!» И тут кто-то хлопает меня по плечу. Оборачиваюсь – никого; кто-то хлопает меня по другому плечу – любимая шутка дяди Джеффри.

– А-ха-ха-ха-ха, что здесь делает моя маленькая Бриджит – ищет парня? – рычит он.

Поверить не могу – поверх жилета успел надеть жёлтый свитер с пумой, мальчик исчез: Джеффри пытается нагло выкрутиться.

– Здесь ты никого не найдёшь, Бриджит, – по мне, они все тут похожи на Джулиана Клариса. Надуют и денег не попросят! А-ха-ха-ха! Зашёл вот только купить пачку «панателлы».

В этот момент появляется мальчик: в руках держит кожаную куртку, явно взволнован и смущён.

– Бриджит, – произносит дядя Джеффри, будто весь кеттерингский клуб «Ротари» стоит у него за спиной, но тут у него сдают нервы – поворачивается к бармену: – Эй, парень! Где «панателла», которую я просил? Двадцать минут уже жду!

– Что вы делаете в Лондоне? – с подозрением спрашиваю я.

– В Лондоне? Приехал по делам «Ротари». Он, знаешь ли, не твоя собственность, Лондон.

– Привет, меня зовут Бриджит! – многозначительно обращаюсь я к мальчику.

– Ах да… Это, э-э-э… Стивен, хочет устроиться на работу в министерство финансов, правда, Стивен? Даю ему тут кое-какие советы. Ладно, пойду, пожалуй. Будь хорошей девочкой! А не сможешь – будь осторожна! А-ха-ха-ха! – И дядя Джеффри пулей выскакивает из паба.

Мальчик следует за ним, обиженно оглядываясь на меня.

Когда я вернулась домой, Джуд и Шез едва поверили, что я упустила такую возможность взять реванш.

– Только подумать, что ты могла ему сказать! – с удивлённым сожалением закатила глаза Шез. – «Ну что ж, рада видеть, что вы наконец нашли себе парня, дядя Джеффри-и-и-и! Посмотрим, долго ли это продлится на сей раз. Испаряются – тю-тю-у-у!»

Однако у Тома на лице образовалось довольно неприятное выражение торжественного сочувствия.

– Это трагедия, трагедия! – вспыхнул он. – Столько мужчин по всей стране живут во лжи! Только представьте себе все эти тайные мысли, стыд и желания, которые пожирают их сознание в замкнутом пространстве между диваном и окном! Он, возможно, ходит в Хэмпстед Хет. Он, возможно, идёт на ужасный, ужасный риск. Ты должна с ним поговорить, Бриджит!

– Слушай, – вмешалась Шез, – заткнись. Ты напился.

– У меня такое ощущение, будто я оправдана, – медленно и задумчиво проговорила я.