На обратном пути, однако, не удалось сохранить позитивный настрой: на Кенсингтон Хай-стрит попала в огромную пробку, и обычная, десятиминутная дорога домой оказалась длиннее в четыре раза. Когда уже была у светофора, выяснилась причина – дорожные работы, весьма вялые из-за отсутствия их исполнителей. Табличка гласила: «Рабочие на этой дороге решили прекратить работу на четыре дня в знак уважения к принцессе Диане». О-ох, лампочка на автоответчике мигает.
Это Марк! Голос звучал слабо, заглушаемый треском.
– Бриджит... только сейчас узнал. Очень рад, что ты на свободе, очень рад. Вернусь позже, через... – Что-то громко зашипело, и связь прервалась.
Через десять минут снова звонок.
– О, привет, дорогая, знаешь что...
Мама, моя мама! Огромный, непреодолимый прилив любви меня захлестнул.
– Что? – откликнулась я, чувствуя, что из глаз брызнули слезы.
– «Иди тихо среди шума и суеты и помни, какое спокойствие можно найти в тишине».
Последовала длинная пауза.
– Мам? – позвала я наконец.
– Тсс, дорогая, тишина. – Опять пауза. – «...Помни, какое спокойствие можно найти в тишине».
Сделав глубокий вдох, зажимаю трубку подбородком и продолжаю варить кофе. Постигла уже важную вещь – надо отстраняться от посторонних психозов: у человека хватает поводов для беспокойства о том, чтобы самому не сбиться с курса. Зазвонил мобильный.
Пытаясь не обращать внимания на первый телефон (весь вибрирует, из трубки несутся крики: «Бриджит, ты никогда не достигнешь душевного равновесия, если не сумеешь работать с тишиной!»), нажимаю кнопку ОК на мобильном: папа.
– Ах, Бриджит, – произнёс он по-военному жёстким голосом, – не поговоришь ли с матерью по обычному телефону? Кажется, она дошла до крайнего состояния.
Она «дошла до крайнего состояния?» Неужели им совсем на меня наплевать – на их собственную плоть и кровь? Из «обычного телефона» доносились всхлипывания, визги и необъяснимый грохот.
– О'кей, папа, пока. – Снова беру трубку с маминым голосом.
– Дорогая, – хрипит мама шёпотом, полным жалости к себе, – мне надо кое-что тебе сообщить. Не могу больше скрывать это от своей семьи и любимых людей.
Стараясь не заострять внимание на разнице между «семьёй» и «любимыми людьми», подбадриваю:
– Положим, ты не обязана говорить мне, если не хочешь.
– А что мне ещё остаётся? – надрывно кричит мама. – Жить во лжи?! У меня зависимость, дорогая, зависимость!
Ломаю голову: от чего, по её мнению, у неё может возникнуть зависимость? Мама никогда не пила больше одного бокала сливочного шерри, с тех пор как Мейвис Эндерби напилась на собственном двадцать первом дне рождения в 1952 году и её пришлось доставлять домой на раме велосипеда, принадлежавшего, помню, некому Пиви. Потребление ею наркотиков ограничено одной таблеткой от кашля дважды в год – так она избавляется от приступов, которые на неё находят во время представлений Кеттерингского любительского драматического общества.
– У меня зависимость, – повторяет мама, а затем выдерживает драматическую паузу.
– Так, – киваю я, – зависимость. А от чего именно?
– От отношений, – поясняет она. – У меня зависимость от отношений, дорогая...
Роняю голову на стол.
– Тридцать шесть лет жизни с папой! – продолжает мама. – И я ничего не понимала...
– Но, мама, если ты замужем, это вовсе не значит...
– О нет, я независима от папы. У меня зависимость от развлечений. Я сказала папе, что я... О-о-о, мне пора лететь – опаздываю на утверждение ролей.
Сижу уставившись на кофеварку, мысли смешались. Неужели родители не знают, что со мной произошло? Неужели мама в конце концов перешла грань разумного?
Снова телефон – папа.
– Извини нас.
– Что происходит? Ты сейчас с мамой?
– Ну да... то есть вроде того... э-э-э... это называется «рэйнбоуз».
Лунатики? Сайентологи? Сектанты?
– Это... ммм... реабилитационный центр.
О боже, выходит, не одна я беспокоюсь из-за папиного пьянства. Мама рассказала, что однажды вечером, когда они навещали бабушку в Сэйнт Аннз, он поехал в Блэкпул и прибыл в дом для престарелых совершенно пьяный, с бутылкой виски в одной руке и пластиковой куклой Скэри Спайс – в другой (у куклы привязаны к груди фальшивые челюсти). Позвали, конечно, врачей, и прямо из бабушкиного Сэйнт Аннз отправились в реабилитационный центр, где мама – как обычно – не собиралась оставаться в тени.
– Здесь считают, главная проблема не виски. Так я маскирую якобы свою боль или что-то подобное из-за всех этих Хулио и Веллингтонов. По плану предполагается – мы вместе потакаем её зависимости от «развлечений».
О боже, лучше уж не рассказывать маме с папой про Таиланд, во всяком случае пока.