Читаем Бриджит Джонс: грани разумного полностью

Бриджит Джонс: грани разумного

– А-а... это, эмм, осталось вот, – невразумительно объяснила я.

И тут зазвонил телефон – Шез: можно пожить у неё; растолковала, где спрятан запасной ключ; хоть посплю немного.

23:45. Хорошо бы не вскакивать то и дело ночью, хотя оч. успокаивает, что Джуд и Шез спят со мной в одной комнате, причём как младенцы. Было оч. здорово, когда они пришли домой с работы. Все ели пиццу, и я необычно рано заснула. От Марка или о нём – ни слова. По крайней мере у меня есть кнопка тревоги – вот здорово: в маленьком чемоданчике, действует на расстоянии. Нажмёшь – и стройный молодой полицейский в форме мчится меня спасать! Ммм, какая приятная мысль... оч. хочется спать...

* * *

6 сентября, суббота

121 фунтов; сигарет – 10; порций алкоголя – 3; калорий – 4255 (пока мне везёт и я жива, должна получать удовольствие); минут без секса – 1 600 512 400 (значит, надо с этим что-то делать).

18:00. Мы с Джуд и Шез весь день смотрели похороны принцессы Дианы. У всех такое ощущение, будто хоронят кого-то знакомого, только в каком-то более великом измерении; потом мы чувствовали себя выжатыми как лимон, но в то же время испытали определенное облегчение. Так приятно, что всё прошло правильно, хорошо – красиво и хорошо, как будто правительство действительно наконец что-то поняло и в нашей стране снова всё наладится.

Всё походило на шекспировскую трагедию или древнюю легенду, особенно на фоне спарринга между двумя великими, благородными домами – Спенсеров и Виндзоров. Мне глубоко стыдно, что я работаю в глупой дневной телепрограмме, где мы часто целые дни посвящали причёске Дианы. Надо менять свою жизнь. Если даже правительство может измениться – могу и я.

Сейчас мне немного одиноко. Джуд и Шез пошли погулять, заявив, что у них клаустрофобия. Мы пытались позвонить в полицию – мне ведь не разрешено выходить без сопровождения полицейского, – и в конце концов, через сорок пять минут, нам ответил женский голос с центральной станции: все номера заняты. Я заверила Джуд и Шез, что не возражаю, если они пойдут гулять без меня, – если принесут пиццу. Ах, телефон.

– О, привет, дорогая, это мамочка!

«Мамочка»! Можно подумать, что я ещё какаю ей в ладошку.

– Где ты, мама?

– О, я проявилась, дорогая.

На секунду мне показалось – хочет мне сказать, что она лесбиянка и собирается жить с дядей Джеффри в удобном гомосексуальном браке без секса.

– Мы вернулись домой. Дела уладились, и с папой тоже. Ну не знаю! Всё это время пил в сарае, а я-то думала – томатный сок. Между прочим, Гордон Гомерсол страдал точно тем же, ну, ты понимаешь, и Джой ничего не знала. Теперь говорят, это болезнь. Что ты думаешь о похоронах?

– Очень мило, – ответила я. – Так что всё-таки происходит?

– Ну, дорогая... – начала мама. Затем послышались звуки борьбы и к телефону подошёл папа.

– Всё в порядке, милая. Мне просто приходится воздерживаться от выпивки. А они с первого же дня пытались избавиться от Пэм.

– Почему? – спросила я.

Перед глазами возникло страшное видение: мама совращает вереницу восемнадцатилетних наркоманов.

Папа усмехнулся.

– Сказали, слишком нормальна. Даю её тебе.

– Честное слово, дорогая! Это всё та самая идиотская абсолютная чепуха, с помощью которой выуживают деньги у всяких знаменитостей и объясняют им то, что уже и так всем известно!

– Что именно?

– Ой, подожди – переверну цыплёнка!

Отведя трубку от уха, старалась не думать о том, что это за странное блюдо – с перевернутым цыплёнком.

– Уф! Так о чём мы?

– Что тебе говорили?

– Ну, утром нас всех сажали в кружок и заставляли повторять всякие глупости.

– Например?

– О, фрр... ну, знаешь: меня зовут Пэм, я то-то и сё-то...

Я задумалась: что это может быть? Безумство, самоуверенность, кошмар? Помешательство на подливке без комков? Мучительство дочерей?

– Чего они только не говорили! «Сегодня я уверен в себе, я не беспокоюсь из-за того, что обо мне подумают другие...» И далее в таком роде. Нет, честное слово, дорогая, если человек не уверен в себе, он в жизни ничего не добьётся, правда? – Мама разразилась хохотом. – Фрр... не уверен в себе! Ну не знаю... Стоит ли так беспокоиться из-за того, что кто-то там о них подумает!

Встревоженная, я огляделась по сторонам.

– Так какая у тебя была аффирмация?

– О, мне не дали ничего сказать. Ну, то есть дали, дорогая...

– А что ты должна была говорить?

Тут я услышала папин смех, – кажется, он в хорошей форме.

– Скажи ей, Пэм.

– Уфф! Ну, например: «Не позволю, чтобы излишняя самоуверенность ослепила меня и отдалила от реальности» – или: «Сегодня я признаю свои ошибки, равно как и свои достижения». О, в общем, вполне нелепо, дорогая. Ладно, мне надо бежать – звонок. Увидимся в понедельник.

– Что? – не поняла я.

– Не говори «что», дорогая, говори «извини». Записала тебя на подбор цветов в «Дебенхемс» – я тебе говорила! В четыре.

– Но мама... – попыталась возразить я. – Нет, не говорила... Когда – в январе?

– Мне надо идти, дорогая, – Эндерби пришли.