Бриджит Джонс: на грани безумия

– Памела. Ваша культура развивалась в течение многих веков. Не стоит позволять внешним влияниям отравлять и ослаблять ее. Мы же с вами как-то беседовали о том, что путешествия по свету дают человеку право наблюдать и сравнивать, а не пытаться что-то менять.

Я не могла не задаться вопросом, почему, в таком случае, у Веллингтона на поясе висит новенький аудиоплеер, но, главное, мама с видом кающейся грешницы закивала головой. Никогда в жизни не видела, чтобы кто-нибудь с такой легкостью подчинял ее своей воле.

– А теперь возвращайтесь к гостям и предоставьте сердечные дела Бриджит ей самой, ибо такова давняя традиция вашего племени.

– Думаю, вы правы, – смирилась она и поправила прическу.

– Приятного вам обеда, – проговорил Веллингтон и незаметно мне подмигнул.

Вернувшись в столовую, я обнаружила, что мама Марка уже взяла ход сражения под свой контроль.

– Для меня вообще загадка, как в наше время кто-то умудряется жениться или выйти замуж, – говорила она. – Если бы я не вышла замуж в столь молодом возрасте, я бы вообще никогда этого не сделала.

– Как я вас понимаю, – пожалуй, слишком уж энергично поддержал ее папа.

– А я не могу понять, – принялся за свое дядя Джеффри, – как может женщина дожить до возраста Бриджит и не обзавестись ухажером. Улетают один за другим! Кто в Нью-Йорк, кто в космос. Тю-тю-у-у!

«Хватит, прекратите!» – хотелось закричать мне.

– Молодым людям сейчас нелегко, – снова заговорила Элейн, пристально глядя на меня. – В восемнадцать лет нетрудно пожениться. Но, когда характер уже сформировался, смириться с недостатками мужчины просто невозможно. О присутствующих я, конечно, не говорю.

– Уж надеюсь, – весело засмеялся отец Марка, похлопав ее по руке. – А то мне придется променять тебя на парочку-другую тридцатилетних женщин! Почему все радости должны доставаться моему сыну?

Он галантно кивнул в мою сторону. Сердце у меня опять екнуло. Он что, считает, будто мы с Марком все еще вместе? Или знает про Ребекку и намекает, что Марк встречается с нами обеими?

К счастью, разговор снова перешел на мюзиклы, коснулся футбольных талантов Веллингтона, затем перекинулся на гольф и поездку Джеффри и папы в Скарборо, цветочные бордюры, подъездную дорожку Билла, а потом выяснилось, что уже без четверти четыре и кошмар закончился.

Уходя, Элейн вложила мне в руку пару сигарет – «Думаю, они тебе не помешают, когда назад поедешь; очень надеюсь, мы снова встретимся», – весьма приятное проявление заботы, но моих проблем не решает. Я ведь хочу иметь роман с Марком, а не с его родителями.

– Так, доченька, – сказала мама, вылетая из кухни с пластиковым контейнером в руках. – Где твоя сумка?

– Мама, – сквозь зубы проговорила я, – не надо мне класть с собой еду.

– С тобой все в порядке, доченька?

– Насколько это возможно, учитывая обстоятельства, – буркнула в ответ я.

Она меня обняла. Это было приятно и очень меня поразило.

– Я понимаю, как тебе трудно, – сказала она. – Но ты на глупости Марка внимания не обращай. Для тебя все только к лучшему обернется. Вот увидишь.

Только я обрадовалась, что мама проявляет столь нехарактерные для нее материнские качества, как она воскликнула:

– Акуна матата! Ни о чем не волнуйся! Радуйся жизни! Ну что, возьмешь с собой супчику? А печенья? Дай-ка я подойду к тому ящику. О, смотри-ка, у меня еще остались пара кусков вырезки!

Почему она считает, что еда важнее любви? Если бы я еще минуту провела на кухне, меня бы вырвало. Честное слово.

– Где папа?

– Наверно, в сарае.

– Что?

– У себя в сарае. Он там часами сидит, а когда выходит, от него слегка попахивает…

– Чем?

– Ничем, доченька. Если хочешь, иди к нему и попрощайся.

Выйдя из дома, я увидела на скамейке Веллингтона, читающего «Санди телеграф».

– Спасибо вам, – поблагодарила я его.

– Не за что, – улыбнулся он и добавил: – Она хорошая женщина. Умная, добросердечная и очень энергичная, может даже…

– Порой куда энергичнее, чем следует?

– Да, – со смехом подтвердил он.

О господи. Надеюсь, он имел в виду жизненную энергию в самом общем смысле.

Когда я подошла к сараю, из него вышел папа. Лицо у него было красное, и выглядел он подозрительно. Из сарая доносилось пение Ната Кинга Коула.

– Ну что, назад в столичный дым и шум? – невнятно проговорил он, слегка покачнувшись и упершись рукой в стену сарая. – Смотрю, ты не лучшем настроении, красавица?

Я кивнула.

– Ты тоже?

Он обхватил меня руками и крепко обнял, как делал, когда я была маленькая. Как хорошо. Мой папа.

– Как тебе удалось так долго прожить с мамой? – шепотом спросила его я, недоумевая, что это за сладковатый запах от него идет. Виски?

– Н-не т-так уж это и сложно, – сказал он, снова опираясь на сарай. И наклонил голову, прислушиваясь к доносящемуся из сарая пению.

– Любить самому, быть любимым в ответ, – вполголоса стал подпевать он, – важнее науки в твоей жизни нет. Надеюсь, она по-прежнему любит меня, а не партизана.

Потом он наклонился и поцеловал меня.

Среда, 5 марта