Бриг «Артемида»

Видимо, ничего важного не случилось, поскольку в тот день друзья не появились. Гриша старался не беспокоиться (чего волноваться — ведь жизнь шла, как задумано). А Павлушка — тот и вообще был как беззаботная пичуга. «Г’ри-ша» рядом, солнце светит, никто не грозит пленом и разлукой… К тому же он нашел занятие: приносил из чащи толстые сухие ветки, ломал их на кусочки и вырезал из этих кругляшек разные фигурки: головастых человечков, зверьков непонятной породы — смешных и добродушных, птичек со сложенными крыльями и даже головки длинных, полураспустившихся цветов.

— Г’ри-ша… Смо-три…

— Молодец, — вздыхал Гриша. Павлушка и в самом деле был молодец…

И опять пришла ночь. Еще более темная, чем накануне, без светляков. И душная. А потом грянула гроза.

Ну, надо знать, что такое тропические грозы. Гриша, хотя и хлебнувший урагана, все равно корчился от страха. Даже сквозь лавину ливня видно было из-под моста, как рубят пространство многожильные синие молнии. А грохот стоял такой, будто рушится… нет, не только этот мост, а все мосты на свете…

Они сидели, закутавшись в лоскутное одеяло, и казалось, что Павлушка старается не просто прилепиться к Грише, а как бы слиться с ним воедино — и тогда будет не страшно. Ведь если Гриша и боится безобидных «серпент» (потому что не знает), то больше-то ничего не боится. Вон как старается прикрыть его, Поля, всем телом от чудовищного грохота проснувшегося Матубы…

Надо было как-то подтвердить эту Павлушкину уверенность, сделать что-то более сильное, чем страх. И Гриша… стал читать «Конька-горбунка».

…Вот въезжают на поляну

Прямо к морю-окияну;

Посреди его лежит

Чудо-юдо рыба-кит…

Похоже, что Матуба опешил от такой дерзости. Или его заворожила ритмика незнакомой русской сказки. Или просто начал выдыхаться. Грохот ослаб, ливень приутих, сверкать стало слабее. И наконец гроза откатилась куда-то за границу ночи…

Гриша замолчал.

— Г’ри-ша… ищо…

— Горюшко ты мое, — сказал он совсем как Арина в доме на Ляминской. — Ну еще так еще…

Утро было сверкающее от миллионов повисших капель. Свистели и картаво кричали какие-то птицы. Утренний поезд уронил с моста в траву клочья тяжелого пара… Пако и Росита Линда пришли мокрые — пробирались через сырые заросли. Впрочем, скоро солнце высушило и ребят, и ветви…

Новостей друзья не принесли. По их словам, сеньор Педро вел себя спокойно, вопросами не досаждал и надолго уходил из дома. А бриг по-прежнему стоял на рейде.

«Когда же это кончится?» — с растущей досадой думал Гриша.

Кончилось, когда миновали еще трое суток.

Ясным, свистящим сотнями птиц утром Пако разбудил мальчишек раньше обычного. Не толчками, как прежде, а громким криком снаружи, от ручья:

— Грегорьо! Паулито!

Они сунулись наружу, и… Между Пако и Роситой Линдой стоял доктор. Он был похож на путешественника — в твердой шляпе, с футляром подзорной трубы через плечо, в крагах и широком ремне поверх белой куртки. Пако и Росита Линда выглядели слегка виновато, а доктор сказал, блестя очками:

— Выходите, бездельники. Бриг «Артемида» ушел из Гаваны. Никто не станет вас разлучать.

Это была радость. Но смешанная с недоверием.

— А вы? — сказал Гриша издалека.

Доктор сказал в ответ:

— По-твоему, я окончательный злодей?

Нет, Гриша так не думал. И все же…

— А… что теперь будет? — спросил он, делая к доктору несколько шагов.

Тот, видимо, понимал, что важно сразу рассеять все тревоги. И отвечал кратко:

— Через десять дней в Европу пойдет испанский пакетбот. Отправимся на нем. В Германию. Оттуда сушей в Петербург. Но уже сегодня ты напишешь в Турень письмо, оно уйдет завтра с американским пароходом — для того, чтобы мы как можно скорее дождались в Петербурге ответа. Захотят Максаровы принять мальчика — слава Богу. Не захотят — я позабочусь о нем. По крайней мере, все равно будете в одной стране, сможете иногда видеться…

— Петр Афанасьевич!.. — Гриша чуть не крикнул «родненький мой», но сдержался. — Они захотят! Я знаю! Ну, не прогонят же!..

— Муй бьен, как говорят наши друзья… Однако поспешим, «Артемида» еще недалеко, и ты сможешь хотя бы издалека помахать ей рукой. Николай Константинович, кстати, просил передать, что не держит обиды…

Гора с плеч!

— Петр Афанасьич, а как он узнал, где мы? И вы… как узнали?

— Благодаря твоим друзьям. Они выложили секрет в первый же вечер… Не вздумай обвинять их в измене! Пако рассказал про ваши планы лишь тогда, когда я обещал, что не стану стараться разлучать вас, а наоборот… Я поклялся в этом перед испанской гравюрой, изображающей снятие Иисуса с креста…

Гриша и не думал обвинять. Он обнял Пако и, если был бы девчонкой, расцеловал бы! А Павлушка обнял Роситу Линду — конечно, он обо всем догадался! И Росита Линда чмокнула его в щеку…

Дорога к дому

1

Бриг уходил. Он был уже далеко за маяком крепости эль Морро, но еще не у горизонта. Дуло с берега, и стояли все паруса. Белый с косым синим крестом флаг был различим под гафелем. Не простым глазом, конечно, а в трубу.