Бриг «Меркурий»

Тем временем трёхдечный корабль произвёл выстрел. На этот раз ядро упало совсем близко от борта. «Посвистеть, что ли…» — подумал Казарский, вспомнив о поверье, что, насвистывая сквозь зубы, можно вызвать ветер. Проделывая рваные дыры в парусах, над головой с гулом пронеслись книпеля и кницы[7].

Не умолкая ни на минуту, бухали турецкие барабаны.

— Ветер возвращается! — раздался вдруг радостный крик с марса.

И правда, среди бликующего, словно политого маслом, моря, на вест-зюйд-весте возникла полоса ряби, и полоса эта приближалась. Ветер нагонял бриг, но ещё раньше, чем, захлопав, наполнились им паруса на «Меркурии», его приняли в свои паруса турецкие корабли. В мгновение ока они выросли за кормой, словно две снежные вершины, и в тиши внезапно смолкнувших барабанов громкий голос на чистом русском языке произнёс:

— Сдавайся и убирай паруса!

— Сам, индюк, сдавайся, — пробормотал Казарский и, взглянув на канониров, которые наготове держали тлеющие фитили, резко махнул рукой. Сверкнув огненными струями и окутав корму дымом, ретирадные пушки откатились назад.

Когда дым рассеялся, на бриге увидели, что реи, ещё минуту назад облепленные турецкими матросами, опустели.

— Не пришёлся басурманам наш гостинец по вкусу, — с улыбкой проговорил рослый загребной матрос, — и это были его последние слова: посланное в ответ с трёхдечного корабля тяжёлое ядро, пробив борт и уложив сразу двух гребцов, вылетело с другой стороны.

Капитан «Меркурия»

Тридцатифунтовое ядро, пробив правый борт и уложив на месте двух загребных матросов, вылетело с другой стороны. Отброшенные на середину палубы убитые лежали в луже растекающейся, крови, и руки тех, кто ещё был жив, непроизвольно потянулись к шапкам, чтобы проститься с мёртвыми товарищами, и печать печали легла на их обветренные лица. Они словно забыли, что бой уже начался, что неприятель именно сейчас снова пошлёт ядро, быть может ещё более губительное, чем это. И тогда в траурной тишине властно прозвучал голос капитана:

— Прекратить греблю!.. Мёртвых на бак… Песок на палубу!.. Вёсла убрать!.. Живей, молодцы, пошевеливайся!

И этот голос, который сейчас звучал точно так же, как он звучал в Севастопольской гавани, вернул спокойствие потрясённым матросам.

— Молодцы!.. Молодцы, ребята!.. — говорил капитан, наблюдая за их действиями. Сейчас на счету была каждая секунда — турки уже начали обходный манёвр. Трёхдечный корабль отворачивал к норду, ложился в бакштаг, чтобы, увеличив скорость, поравняться с бригом и произвести продольный залп из всех орудий.

Двухдечный пока продолжал идти прежним галсом. Пятьдесят пять орудий и тридцать семь! Если одно ядро наделало столько бед, то что могли наделать девяносто два! Более тысячи фунтов чугуна с одной стороны и восемьсот — с другой… И это при каждом залпе!

Что он, капитан восемнадцатипушечного брига, мог противопоставить этому металлическому смерчу? Что?..

Увёртливость маленького брига. Выучку парусных матросов. Умение разгадывать намерения врага. И счастливый случай. Пожалуй, и всё…

Он вдруг вспомнил, что пистолет, о котором шла речь на совете, всё ещё не положен на шпиль рядом с крюйт-камерой, и из-за пояса достал свой. Это был пистолет тульской работы, не очень тяжёлый, как раз такой, каким удобно действовать в абордажных схватках. Пистолет был заряжен. Обойдя уже засыпанную песком лужу крови, он аккуратно положил его на шпиль.

«Девяносто футов в длину и тридцать футов десять дюймов в ширину[8] — вот и вся российская территория, — подумал Казарский и взглянул на флаг. — Ишь чего захотели — флаг им спускай… Дождутся, как же…» Пистолет лежал на шпиле, можно было и начинать.

— Канониры, к орудиям! — подняв рупор, скомандовал он. — Книпелями срезать мачты и паруса! Бить по вантам! Брандскугели бросать на палубу. Не жалеть картечи! И помните, молодцы, — не так страшен чёрт, как его малюют…

Матросы приободрились. Капитан оглядел палубу: все партии стояли на своих местах и парусные матросы там, где им положено. «Теперь всё внимание на манёвре», — проговорил он сам себе… Это было сейчас самым важным — уходить от продольных выстрелов, бросать бриг то вправо, то влево, всё время перемещаться, как это делает опытный кулачный боец. И первым делом следовало повторить манёвр турецкого корабля и тоже лечь в бакштаг, чтобы вновь оставить капудан-паше возможность палить только из погонных орудий.

— На брасы… кливер-шкоты и гика-шкоты… — скомандовал он. — Право руля!.. Пошёл брасы… Кливер-шкоты и гика-шкоты травить… Одерживай… Так держать, брасы и шкоты при-и-хва-тить!..

Всё! «Меркурий», развернувшись бушпритом к норду, вновь имел оба турецких корабля за кормой. И тогда опять донёсся до «Меркурия» рокот турецких барабанов…

Подвиг матроса Гусева