И в то же мгновение умирать стало не жалко. Потому что не было в этом мире ей места, весь этот мир, оказывается, был перенаселен зверьми в человеческом обличье. Её занесло в него по чьей-то дурацкой ошибке, и глупо было бы хоть на миг предположить, что есть в нем уголок - земли, неба - или даже глоток воздуха, который она может разделить с ними.
Нет, умирать было не жаль. Сердце вдруг забилось легко и ровно. За свои грехи она отчиталась, а новых совершить уже не успеет. Она взглянула на Владимира в последний раз. Ей хотелось сказать ему взглядом, что она не боится его так же сильно, как не боится она смерти. Потому что все они, хозяева этой жизни, - всего лишь тлен. Кошмарный сон. И через минуту она проснется - и их больше не будет. Будут вечный свет и вечный покой, если, конечно, она его заслужила.
Она очень хотела все это взглядом ему высказать. Она знала, она очень надеялась, что он поймет.
Но он на неё не смотрел.
Он смотрел на Макса, а тот застыл в странной позе. Но вот чуть шевельнулась его рука, и Владимир тут же сделал резкое движение. Столбик шприца покачнулся и стал медленно падать вниз, иголкой к земле, - как в замедленной съемке. Неторопливо достигнув пола, он разлетелся мелкими осколками, и прозрачная жидкость крохотной лужицей вылилась на светлый дубовый паркет. Макс шарахнулся в сторону, но какие-то крепкие темные руки, много рук, схватили его. Он стал отбиваться, но его не отпускали; началось какое-то непонятное хаотичное движение, Макса корячило и швыряло из стороны в сторону, словно в шторм на корабле; кто-то наступил на осколки шприца - но хруста не последовало, звук вообще почему-то отключили. Макс же продолжал широко разевать рот, как будто он что-то выкрикивал или, может быть, просто ловил ртом воздух…
Казарский глядел в необъятную сверкающую даль, с которой слились русские корабли. Ждать спасения было неоткуда.
«Неужели все кончено?» - подумал двадцативосьмилетний капитан, когда очередной снаряд, выпущенный с «Селимие», просвистел и врезался во что-то над его головой. Сверху посыпались щепки и осколки. Вот уже некоторое время казалось Казарскому, что он оглох; молча вспыхивали кадмием бортовые орудия турок, вслед за чем мучительно вздрагивал его бриг; бесшумно трещали огромные басурманские барабаны, и летящие огненным дождем брандскугели беззвучно приземлялись на палубе, сея пожары, тут же тушимые его матросами. Не слышал он, что кричали искаженные рты, - сквозь густой дым лишь видел он обожженные лица, брызги волн, град картечи и обломков да быстро множащиеся рваные дыры в парусах, сквозь которые острые лучи южного солнца царапали его лицо, словно бутылочные осколки.
Вспомнилось ему вдруг, как в родном своём Дубровно он однажды упал с крыши в колючие заросли, и как саднило после этого тело, и как бежал он домой, размазывая слезы по опухшей физиономии. Мать зачем-то уложила его в постель, и он молча смотрел через окно на покосившийся забор, на холмистые огороды, поросшие буйными сорняками, и на старую церковь, так великолепно, так неотрывно зовущую колокольным звоном в дивное небытие.
И в тот самый момент своёй нехитрой десятилетней жизни Александр вдруг понял: чтобы быть по-настоящему счастливым, надо знать или хотя бы верить в то, что счастья этого никто никогда не отнимет, что оно даровано навечно, навсегда, что оно не предаст и будет с тобой до конца дней твоих - или, по крайней мере, до тех пор, пока ты сам готов и хочешь с ним жить.
С тех пор Казарский стал счастливым. Он просыпался каждый день и чувствовал, что все то прекрасное, что было ему дано, останется с ним до тех пор, пока готов он защищать его своёю жизнью.
- Господин капитан, вы ранены? - с тревогой повторил лейтенант Новосильцев, поддерживая своёго командира.
Казарский очнулся и провел рукой по лицу. Ладонь стала красной и липкой.
- Ерунда, Федор, царапина.
Лейтенант кивнул лекарю, стоящему наготове.
Тут же, на шканцах, Казарский был перевязан льняною холстиною. И продолжил бой…
Макс, согнутый пополам мощным ударом в живот, вдруг повернул голову и посмотрел на неё. И огромная капля, похожая на ту, что несколько минут назад висела на конце шприца, беззвучно скатилась у него по щеке и так же беззвучно оторвалась и упала на пол, смешавшись с бесцветной лужицей на паркете.
И столько было в его взгляде ненависти, что Александра вдруг очнулась.
- Бляди! - мерзко выл Макс почему-то высоким фальцетом. - Суки, ненави…
Но тут ещё один удар оборвал его тираду. Как по мановению руки маэстро, Макс был подхвачен темными фигурами и унесен словно бы в преисподнюю.
А перед Александрой возникло море света, переливающееся тихим эхом, что-то пытающееся ей рассказать. Но слушать она не могла - перед ней возникла невозможно высокая фигура Владимира.
«Неужели он решил расправиться со мной лично?» - спросила она себя, но ответить на этот вопрос у неё не осталось сил.
Ей стало неинтересно играть дальше в эту игру…
…Капитан Казарский протянул ей руку, она встала, чтобы пойти к нему, но тут её сильно качнуло, и она даже не успела сообразить…