Бриг «Ужас»(Избранные сочинения. Том II)

Другой приказ адмирала сообщал об окончании выгрузки изгнанниц и разрешал всем судам возвращаться в те порты, к которым они приписаны, или взять курс по любому направлению, по усмотрению своих командиров.

Седельников решил переждать ночь и на заре сняться с якоря. Он отдал все распоряжения вахтенному начальнику и перед отходом приказал разбудить себя.

VI ГИБЕЛЬ ПАРУСНИКА «ВАН ГААГЕН»

Когда «Океан», описывая большую дугу, повертывался кормой к острову Гарвея, Седельников в последний раз осматривал неприветливый берег в сильный морской бинокль.

На берегу на высокой скале был поставлен столб с большой вывеской, написанной на английском языке:

— Остров Гарвея — место ссылки суфражисток всех народов мира.

Илья Максимович приказал в знак прощания трижды опустить марсовый флаг. Ему ответили тем же остающиеся еще на рейде суда, но не за ними наблюдал командир «Океана».

Он искал сигнала с берега.

И почудилось ли ему, или действительно так было, — это утверждать не мог бы и сам Седельников, но ему показалось, что у столба с вывеской появилась человеческая фигура и трижды махнула в сторону моря.

Чувствуя, что он сходит с ума и что отчаяние железными клещами щемит ему сердце, Седельников быстро сбежал в кают-компанию и крикнул дежурному помощнику:

— Полный ход по курсу мыс Доброй Надежды.

Повернувшись к буфетчику, он приказал, падая на диван и закрывая лицо руками:

— Пить!

Два дня и две ночи, не переставая, пил Седельников.

Офицеры не решались входить в кают-компанию и, наконец, призвали доктора и посоветовали ему попытаться уговорить Седельникова лечь спать.

С большой нерешительностью доктор вошел в кают-компанию и, будто ничего особенного не случилось, сказал:

— Ты бы, Илья Максимович, соснул у себя в каюте! Вредно ведь пить и не спать…

Командир медленно обвел комнату мрачным, отяжелевшим взором и уставился на доктора.

— Совесть мучает!.. — сказал он хриплым голосом. — Спать нельзя!..

— При чем тут совесть? — начал было доктор. — Сделал, что было приказано, и только!..

Седельников встал на ноги с такой легкостью, словно ничего в рот не брал, и одним прыжком был возле доктора.

Он опустил ему руки на шею.

— A-а, так? — прошипел он. — Так? Хорошо же! Слушай! У тебя в госпитале лежит кочегар Маринчук. Ты знаешь, что его обожгло паром и что он умрет?

— Да, он почти уже кончается! — ничего не понимая еще, ответил доктор.

— Ну так вот, слушай! — продолжал командир и сильнее нажал шею доктора. — Я, — командир твоего корабля, приказываю тебе, судовому врачу, немедленно умертвить морфием напрасно страдающего кочегара Маринчука, который уже кончается. Живо!

— Медицинская этика не позволяет врачу исполнить такое приказание! — воскликнул доктор. — За это мне грозил бы жестокий судебный приговор!

— Так ты думаешь, жалкий лекаришка, — загремел Седельников, ударом ноги опрокидывая стол и отталкивая от себя доктора, — ты думаешь, что твоя медицинская этика выше моей совести? Черти! Висельники! Собаки!

После этого случая командир «Океана» заперся в своей каюте и вовсе не выходил на палубу.

Помощники капитана, механики и врач не знали, что делать с Седельниковым и со дня на день откладывали решение этого сложного вопроса. Неизвестно, сколько времени длилось бы такое положение, если бы не выручил случай.

На параллели Фалькландских островов юго-восточный пассат начался как-то совершенно неожиданно. Океан сразу почернел и прежде, чем по барометру можно было предсказать погоду, — налетел бешеный шквал, подняв волнение, и начал швырять идущий без пассажиров и груза пароход, как легкую шлюпку.

При первых ударах тяжелых волн в правый борт «Океана» Седельников поднял голову, открыл запухшие глаза и насторожился.

Его опытный слух различил шипение пены на гребнях волн и свист ветра. Он выглянул в иллюминатор.

Море было совсем черное, и по нему бежали ослепительно-белые полоски «барашков». По небу, как безумные, мчались облака и то разрывались в отдельные клочки, то сбивались в плотные серые кучи.

Командир надел фуражку, прошелся несколько раз по просторной каюте, расправляя отекшие руки и ноющую грудь, а затем поднялся на палубу.

— Крепи тали, подтрави шкоты! — загремел его голос с привычной властностью. — Боцман, свистеть на аврал!

На капитанском мостике появление командира было встречено с радостью и одновременно с изумлением, так как никто не надеялся, что после такого продолжительного пьянства Илья Максимович будет в состоянии прийти в чувство.

А Седельников, между тем, совершенно спокойно рассматривал у компаса карты и слушал доклад вахтенного начальника.

— Нас отнесло на запад, — сказал Илья Максимович, — и несет по ветру к островам Бувэ. Штурвальные, переложи на другой борт!

— Есть! — откликнулись рулевые от штурвала. — На другой борт!

— Мы склонимся к острову Кергулену и на него возьмем курс. Волной и ветром нас будет по-прежнему сбивать к западу и, таким образом, мы не отклонимся от мыса Доброй Надежды. Занесите наш курс в шканцевый журнал!