«31.12. 6.17. Нахожусь вместе с Карабановым в квадрате 13–85. Веду бой с пехотой и танками противника».
«31.12. 10.48. Вас слышу хорошо. Атаки противника прекратились. Наши подбитые танки действуют как неподвижные огневые точки. Один танк сгорел вместе с экипажем».
«31.12. 14.40. Отбили сильную атаку. Несу потери в живой силе. Боеприпасы экономим. Прошу огонь по квадрату 13–86».
«31.12. 20.24. Отбили пять атак. Много раненых. Медикаментов нет. Положение сложное. Воды нет. Держимся. Вас слышу хорошо».
«31.12. 22.00. Противник ведет минометно-артиллерийский огонь. Маневрируем в квадрате 13–85. Положение трудное. Раненые в танках и подвалах».
Ночью в городе был слышен сплошной гул боя. Штаб напряженно ждал сообщений, а утром поступила радиограмма:
«Ночь прошла спокойно. Противник вел артиллерийско-минометный огонь. Плохо с водой. Связались с местным населением. Боеприпасы на исходе. Жду указаний».
В эти тревожные минуты из штаба бригады передали в эфир:
«Все сделаем, чтобы помочь. Постараемся переправить боеприпасы и медикаменты. Противнику не дадим покоя. Военный совет верит в вашу стойкость. Держитесь, товарищи, мы придем на помощь… Вы, товарищ Орехов, и лейтенант Петровский представлены к званию Героя Советского Союза…»
Окруженцы во главе с майором Ореховым оборонялись стойко и упорно, но гитлеровцы подходили все ближе и ближе, на крышах и чердаках засели снайперы.
В полночь 4 января гитлеровцы ворвались в расположение батальона, и тогда гвардии майор Орехов решился на крайнее средство — вызвал огонь нашей артиллерии на себя. По квадрату 13–85 ударили шрапнелью. Можно понять наших артиллеристов, ведь они знали, что окруженцы находятся именно в этом квадрате!
Над обороняющимся батальоном засвистела шрапнель, гитлеровцы откатились, потом навалились снова, и тогда танкисты кинулись врукопашную. И фашисты не выдержали, самая яростная из всех контратак была отбита. За этот день бойцы Орехова уничтожили девять танков, семь самоходок и более двухсот пятидесяти солдат и офицеров противника.
На помощь окруженцам пришли летчики, они взломали вражескую оборону, помогли разорвать кольцо. Гитлеровцев атаковала специальная группа прорыва — подразделения подошедшей 389-й стрелковой дивизии: четыре танка, которые удалось отремонтировать, а с ними автоматчики.
Штабной бронетранспортер въехал во двор хлебозавода. Здесь уже кипела работа, из подвалов завода и окрестных домов выносили раненых и укладывали в санитарные машины, раненых оказалось более полутораста, все они были перевязаны. Это была заслуга наших медицинских работников, бердичевских женщин. Рискуя жизнью, они пробрались на территорию завода и оставались с обороняющимися до конца. Им обязан жизнью не один раненый.
Встречаем капитана Карабанова. Шея его обмотана побуревшей от крови тряпкой, стоит, опираясь на палку, тяжело дышит. Подполковник Помазнев в замасленном полушубке, пробитом осколками, еле держался на ногах. Он все время находился с бойцами Орехова, подбадривал, пробирался от танка к танку иногда с куском хлеба, флягой воды, а чаще всего с добрым партийным словом.
У Орехова в обороне стояло несколько подбитых танков. Последний танкист с Т-70, видимо, умер не сразу — в танке Помазнев нашел заявление с просьбой считать членов экипажа коммунистами. Листок бумаги был прижат орудийным замком.
Младший сержант Беликов, семнадцатилетний парнишка, пять суток отбивался от фашистов в подбитом танке. Рядом лежали погибшие товарищи. Пять суток! Когда Помазнев пришел к нему, Беликов обнял его и заплакал. На предложение покинуть танк, ответил резко, вытирая слезы:
— Никуда из танка не уйду, пока живой…
Бердичев был взят. Командование корпуса подводило итоги боев за город. Бригада «Революционная Монголия» в боях за Бердичев понесла тяжелые потери.