Бригадир

— Так они и не довозят, — развел руками мужичок. — Плотность завышают сильно. Поэтому при правильном объеме топлива в бензовозе килограммов триста-четыреста всегда остается на базе.

— Почему килограммов, а не литров? — удивился я

— Так у нас тут по массе учитывают топливо, — усмехнулся Петрович, стряхивая воду с кепки. На Москву стремительно надвигалась весна, и Лобня погрузилась в непролазную грязь.

— А чтобы недостачу покрыть, операторы вызывают слесаря, — продолжал мне объяснять ситуацию зам. — И тот в настройках колонки ковыряется, чтобы она недоливала. Ну, и сами понимаете, что тут остановиться еще никто не смог. Нужно пару процентов включить, чтобы недолив закрыть, а они ставят десять. Откуда золото на пальцах, по-вашему?

— А еще водители воруют, — предположил я.

— Само собой, — кивнул тот. — Водитель бензовоза учит вместе с ребенком физику на седьмой класс, потому что иначе денег не заработает.

— На фига ему физика? — удивился я.

— Закон сообщающихся сосудов, — снисходительно посмотрел на меня ветеран топливного бизнеса. — Забрасывают наверх сливной шланг и открывают вентиль. Когда заливается бензовоз, то шланг наполняется ровно до того же уровня. А это, на минуточку, два ведра.

— Но и это еще не все? — тупо посмотрел я на него, догадываясь, что продолжение последует.

— Конечно, — усмехнулся Петрович. — Потому как вместо двух ведер он сливает пять.

— А как же он товар сдает на заправке? — я смотрел на него, как ребенок на фокусника, который только что вытащил кролика из шляпы.

— На солнышке надо постоять, — развел Петрович руками. — Бензин нагреется и расширится до нужного объема. Физика! Говорю же, седьмой класс.

— А поскольку массы не хватает, то на заправке недоливают клиентам, — тут уже догнал я. — А неучтенное топливо вы опять развозите по заправкам и продаете за нал. Ну ни хрена себе у вас круговорот бабла в природе.

— Да! — смутился Петрович и протянул мне пачку долларов. — Тут пять тысяч. На эту сумму договаривались с Константином Владимировичем.

— В месяц?

— Да, первого числа можете приезжать.

— Он будет пасти вас, — кивнул я в сторону Копченого, который терся с Карасем возле девятки. Петрович поежился. Хоть весна и надвигалась, но зима еще позиции свои в стране не сдала. Но ежился мастер явно не от холода.

— Если какие проблемы, наезды, тоже говори все Григорию Александровичу. Он даст номер телефона. Подумай, как можно вымутить десять, и косарь твой.

Я протянул я руку.

— Твои мысли и десять процентов. Реализация наша.

— Я подумаю, — серьезно ответил Петрович. — А вы подумайте, как поставить меня директором. Тогда десять тысяч будет сразу.

— Это полтос, не меньше — засмеялся я — За лоха меня не держи. Если база левака столько в месяц дает, то сколько имеет директор в год? Прикинул?

Замдиректора грустно кивнул.

— Я понял, — сказал я, — денег у тебя нет, но ты их хочешь, как дембель бабу. Тогда готовь схему. Такая должность будет стоить денег. И денег немалых.

Я развернулся и пошел к машине. У меня еще куча дел в офисе. А там сегодня было очень весело…

В стремительно меняющемся мире, когда инфляция съедала все сбережения и зарплаты, полностью девальвировалась даже такая штука, как женская честь. Постсоветские дамы от пятнадцати до пятидесяти пяти, насмотревшись бразильских сериалов, повели по сторонам острым жалом и пришли к неутешительному выводу: их мужья и женихи — полнейшие лохи, недостойные их неописуемой красоты. Причем зачастую в лохи определяли даже мужиков непьющих и работящих, а собственная неотразимость начинала котироваться так высоко, что ее не мог заметить никто, кроме дамы, насмотревшейся тех самых бразильских сериалов. Как и положено во времена дикого рынка, красота стала товаром и была выставлена на продажу. И только проститутки оставались честны. Они знали свою цену с точностью до доллара. А вот женщины порядочные сразу начали задирать планку до максимума, мечтая сорвать банк. А вдруг?

Я и не подозревал, что скромное объявление в «Московском комсомольце» вызовет катастрофу, сравнимую с открытием первого Макдональдса. По крайней мере, когда в день кастинга я попытался попасть в собственный офис, то даже не понял, что это за очередь. По наивности я решил, что в свободную продажу выбросили докторскую колбасу и импортные колготки, потому что хвост ее начинался примерно в полукилометре от нашего забора.

— Что тут происходит? — растерянно спросил я зама по безопасности, который метался по офису с видом Александра Матросова, идущего на амбразуру.

— Претендентки, Сергей Дмитриевич, — растерянно ответил он. — Это те, кто пришел анкеты заполнять…

— А вы страшных прямо на входе не можете отсеивать? — задал я резонный вопрос.

— На каком основании? — уточнил особист.

— Потому что они страшные, — непонимающе посмотрел я на него.