Бригадирша. А что это, батюшка, совокупление? Я церковного-то языка столько же мало смышлю, как и французского. Вить кого как господь миловать захочет. Иному откроет он и французскую, и немецкую, и всякую грамоту, а я, грешная, и по-русски-то худо смышлю. Вот с тобою не теперь уже говорю, а больше речей твоих не разумею. Иванушку и твою сожительницу почти головою не разумею. Коли больше всех разберу, так это своего Игнатья Андреевича. Все слова выговаривает он так чисто, так речисто, как попугай… Да видал ли ты, мой батюшка, попугаев?
Советник. Не о птицах предлежит нам дело, дело идет о разумной твари. Неужели ты, матушка, не понимаешь моего хотения?
Бригадирша. Не понимаю, мой батюшка. Да чего ты хочешь?
Советник. Могу ли я просить…
Бригадирша. Да чего ты у меня просить хочешь? Если только, мой батюшка, не денег, то я всем ссудить тебя могу. Ты знаешь, каковы ныне деньги: ими никто даром не ссужает, а для них ни в чем не отказывают.
Советник. Не о деньгах речь идет: я сам для денег на все могу согласиться.
Сын. Bravissimo! Bravissimo!
Бригадирша. Что ты, Иванушка, так прыгаешь? Мы говорили о деле. Ты помешал Артамону Власъичу: он не знаю чего-то у меня просить хотел.
Сын. Да он, матушка, делает тебе declaration en forme.[34]
Советник. Не осуждай, не осужден будеши.
Бригадирша. Иванушка! Вытолкуй ты мне лучше, что ты теперь сказал?
Сын. Матушка, он с тобою амурится! Разумеешь ли ты хотя это?
Бригадирша. Он амурится! И, мой батюшка, что у тебя же на уме!
Сын. Черт меня возьми, ежели это не правда.
Бригадирша. Перекрестись. Какой божбой ты божишься, опомнись! Вить чертом не шутят. Сложи ручку, Иванушка, да перекрестись хорошенько.
Сын. Матушка, я вижу, ты этому не веришь. Да на что он становился на колени?
Бригадирша. Я почем знаю, Иванушка. Неужели это для амуру? Ах, он проклятый сын! Да что он это вздумал?
Сын. Madamo, я теперь был свидетелем пресмешныя сцены. J'ai pense crever de rire.[35] Твой муж объявил любоdь свою моей матушке! Ха-ха-ха-ха!
Советница. Не вправду ли?
Бригадирша
Сын. Матушка, постой, постой…
Советница. Постой, сударыни!
Сын. Да разве ты, матушка, не приметила, что я шутил?
Бригадирша. Какая шутка! Вить я слышала, как ты божился.
Советница. Он, сударыня, конечно, шутил.
Сын. Черт меня возьми, ежели это была не шутка!
Бригадирша. Как, ты и теперь так же, батюшка! Что за дьявольщина! Да чему же верить?
Советница. Как, сударыня! Вы не можете шутки отделить от сурьезного?
Бригадирша. Да нельзя, мать моя: вить он так божится, что мой язык этого и выговорить не поворотится.
Советница. Да он, конечно, в шутку и побожился.
Сын. Конечно, в шутку. Я знавал в Париже, да и здесь, превеликое множество разумных людей, et meme fort honnetes gens,[36] которые божбу ни во что ставят.
Бригадирша. Так ты и заправду, Иванушка, шутил?
Сын. Хотите ли вы, чтоб я еще вам побожился?
Бригадирша. Да ты, может быть, опять шутить станешь! То-то, ради бога, не введи ты меня в дуры.
Советница. Кстати ли, радость моя! Будь спокойна. Я знаю своего мужа; ежели б это была правда, я сама капабельна взбеситься.
Бригадирша. Ну, слава богу, что это шутка. Теперь душа моя на месте.
Советница. Ты было все дело испортил. Ну ежели бы матушка твоя нажаловалася отцу твоему, вить бы он взбесился и ту минуту увез отсюда и тебя с нею.
Сын. Madame! Ты меня в этом простить можешь. Признаюсь, что мне этурдери[37] свойственно; а инако худо подражал бы я французам.
Советница. Мы должны, душа моя, о том молчать, и нескромность твою я ничем бы не могла экскюзовать,[38] если б осторожность не смешна была в молодом человеке, а особливо в том, который был в Париже.