Брик-лейн

—  Абу Хурайра (да будет доволен им Аллах!) от пророка (да благословит его Аллах и приветствует!) рассказал: «Сыну Адама непременно записывается его доля прелюбодеяния: прелюбодеяние глаз — взор, прелюбодеяние ушей — выслушивание сладострастных речей, прелюбодеяние языка — распутные речи, прелюбодеяние руки — жестокое избиение других, прелюбодеяние ноги — ходьба к месту совершения греха. Сердце же желает и хочет этих порочных дел, а половые органы либо совершают прелюбодеяние на самом деле, либо нет.

После первых слов Назнин не слышала ничего, кроме пульса в ушах. Смотрела на Карима, как мышь смотрит на кошку, он повернется, и она все ему скажет.

— Здесь полно всяких интересных вещичек.

Карим не повернулся. Голос не изменился. Каким ей будет наказание? Надо ли поверить, что Карим случайно наткнулся на этот хадис?

—  Исламское образование открыто для всех.

Карим поводил мышкой и продолжал смотреть на экран. Если он случайно его открыл, что тогда?

—  Как кушать по-исламски, как спать по-исламски.

Карим наконец обернулся, и Назнин увидела, что ничего не изменилось.

— Что тебе сначала почитать?

— Тебе пора уходить. — И она отнесла чай обратно на кухню и вылила его в раковину.

По всему району Догвуд появились объявления, раскрашенные красным и зеленым фломастерами, они были похожи на поздно распустившиеся цветы на фонарных столбах и мусорных баках. Один Шахана принесла домой.

— Можно нам пойти?

Ее вопрос прозвучал, как ультиматум.

— Туда все пойдут, — добавила она тоном человека, уставшего объяснять очевидное.

Шану взял объявление:

— Что это за чушь?

Шахана дунула в челку:

— Туда все пойдут.

— «Бенгальские тигры», — сказал Шану, пережевывая это название.

— И «Бенгальские тигрята».

— Я, кажется, припоминаю это название.

И он наклонил голову сначала в одну, потом в другую сторону, пытаясь таким образом выудить застрявшее где-то воспоминание.

— Они организуют фестиваль. Все, кто хочет помочь, приглашаются в понедельник.

Шану вспомнил:

— Эти идиоты кидали мне листовки под дверь.

Он прокашлялся и сложил руки на животе.

— В этом обществе…

— Мы пойдем туда или нет?

— Биби, — крикнул Шану, — иди и скажи нашей мемсахиб, что она в кровавое месиво у меня превратится. Руки-ноги не отыщутся.

— Так нечестно, — закричала Шахана.

Биби, которая стояла возле входа, выскользнула из комнаты.

— Ничего от тебя не останется, — визжал Шану, — только косточек осколки.

Назнин встала между мужем и дочерью.

— Она пойдет, — сказала Назнин, но оба так орали, что не слышали слов матери. — Я сказала, она пойдет, — завопила Назнин.

Оба, оторопев, замолчали, словно она им обоим вырвала языки.

— Шахана, побольше уважения к отцу.

— Да, мама.

— А ты, — повернулась Назнин к Шану, — думай, что говоришь маленькой девочке.

Шану молча открывал рот.

— Ты права, — получилось у него через несколько секунд.

Отец с дочерью смотрели друг на друга, словно заговорщики. Их заговор вдруг обернулся забавой. Они улыбнулись и еле сдерживались, чтобы не расхохотаться. И не смотрели на Назнин. Шану подмигнул дочери и сказал:

— Мы забыли, что она еще не совсем здорова.

— Мам, — сказала Шахана, все еще не поднимая глаз, — может, ты сядешь?

— Может, я сяду, — ответила Назнин, — а тебе не пора за книжки?

У Шану затряслись щеки, он исподтишка делал знаки Шахане:

— Надо сматываться от этой сумасшедшей, пока еще есть время.

Прошло несколько дней. Назнин осторожно спустилась с натянутого каната под куполом и сделала первые шаги по земле. На удивление земля оказалась довольно прочной. На цыпочках теперь ходили Шану и девочки.

— Помните, о чем мы договаривались? — повторял Шану девочкам, и те чуть заметно кивали, чтобы не заметила Назнин.

— Мы должны пойти на собрание всей семьей, — сказал Шану, — будет весело.

Назнин ответила, что пойдет, если он так хочет, и он погладил ее по щеке и сказал:

— Ну, хорошо. Так-то лучше, правда?

И засуетился вокруг нее, пока Назнин не выдавила улыбку, лишь бы он ушел.

За день до назначенной даты Шану сидел по-турецки в лунги и жилете на полу и читал газету.

— Шахана! Биби! Идите сюда.

Пришли девочки, каждая пыталась спрятаться за другую.

— Как вы думаете, какая нация самая счастливая в мире? — И от улыбки у него раздулись щеки.

Шахана передернула плечами, а Биби сунула палец в рот.

— Ну, у кого есть предложения? — От удовольствия Шану раскачивался взад-вперед, от чего живот у него шлепался о бедра. — Ну же, кто догадается?

— Самая счастливая? — спросила Биби, с трудом понимая значение слова.