Бриллиант

— Молодой англичанин, по имени Стопфорд, сотрудник английского посольства — теперь бы мы назвали его атташе по культуре — и, вне всякого сомнения, талантливый шпион, был протеже Минхен; он часто посещал ее салон и собирал информацию. Так вот, этот Стопфорд не потерял с ней связи после ее отъезда. Как только Минхен и ее домочадцы оказались за границей, он и один из его верных слуг тайком пробрались во дворец — к тому времени уже полностью разграбленный и разгромленный, так что еще двое мародеров не привлекли особого внимания — и спасли драгоценности, которые он завернул в газеты и уложил в два саквояжа «гладстон»[14]. Оставалась только диадема. Стопфорд был очень изобретателен. Он переоделся старухой, спрятал диадему под шляпой, а жемчужины сунул в вишенки, украшавшие тулью, и уехал на Запад. Гениально, правда?

— Поразительно, — кивнул Оуэн.

— Он вернул драгоценности великой княгине. Она умерла в двадцатом году где-то во Франции, а два года спустя ее дочь, к тому времени греческая принцесса, предложила диадему королеве Марии, которая купила ее практически за гроши. Но принцесса отчаянно нуждалась в деньгах.

В его голосе отчетливо слышались неприязнь и горечь: очевидно, отношения с английскими царственными кузенами были не так уж безоблачны.

— С тех пор диадема Минхен, копия этой… — мистер Раш встал и благоговейно уложил диадему в ящик, — стала в королевской семье Англии диадемой для торжественных выходов. Они беззастенчиво воспользовались бедственным положением моей семьи.

Его глаза блеснули то ли весельем, то ли тем, что вполне могло стать началом очередной кровавой вендетты.

— Дела давно прошедших дней. В этой коллекции много уникальных вещей, но для меня эта диадема остается главной. Правда, у каждого украшения — своя удивительная история.

— Хотелось бы послушать каждую, — заметил Оуэн. — Но боюсь, в этом случае нам придется принести сюда раскладушки.

— Неплохая мысль, — рассмеялся мистер Раш.

Мне показалось, что их с Оуэном вполне можно принять за отца и сына.

— Посмотрим, что еще тут есть.

Остальные диадемы были старинной работы, тяжелые, перегруженные драгоценными камнями, изготовленные из белого и желтого золота задолго до того, как в ювелирном деле стала использоваться легкая платина. Каждая весила от трех до шести фунтов. Некоторые камни были так велики, что, упав кому-нибудь на голову, могли привести к сотрясению мозга.

В другом ящике лежали колье и ожерелья тонкой работы; одно было длиной шесть футов — из сапфиров и бриллиантов — и должно было закрывать весь корсаж вечернего платья. Совершенно потрясающая вещь, которую я отнесла бы в ту же категорию, что и мой браслет «Любимец королевы», и диадему вдовствующей императрицы. В третьем ящике были только медали и царские ордена, украшенные эмалью с драгоценными камнями, все с орденскими лентами. В четвертом — оригинальные броши с исключительными камнями и в пятом — браслеты, серьги и камни без оправы. Все в русском стиле: затейливое и чрезмерно пышное.

— А тут что? — спросил Оуэн, когда мы добрались до шестого ящика, который так и оставался закрытым.

— Документы.

Осмотр занял более двух часов. Мы снова сели и долго молчали. Оуэн откупорил банку диетической коки, развалился на стуле и обратился к мистеру Рашу:

— Я не эксперт, сэр, но либо это поставит мир на уши, либо это гигантская мистификация.

— Никакой мистификации.

— Я предлагаю не торопиться. Прежде всего следует установить подлинность каждой вещи. Кроме того, я хочу поговорить с Дэвидом. Дэвидом де Менуилом, моим поверенным. Ему предстоит провести нас через то, что, очевидно, станет политическим минным полем.

Мистер Раш кивнул:

— Вы правы. Мы еще не совсем понимаем, насколько все может усложниться.

— Зато знаем, что это затронет два правительства, британское и российское, не говоря уже о каждом психе на этой планете, считающем, что и он имеет права на наследство. И можно быть уверенным, что королева и ее семейство не останутся в стороне. Ваш поверенный сознает это?

— Естественно.

— Прекрасно, потому что подобная ситуация может либо обернуться большой прибылью, либо такой лавиной дерьма, которая завалит всех нас.

Глава 40

Существует пара неплохих высказываний о пиаре. Если вы в бизнесе, такой вещи, как отрицательная реклама, просто не существует, потому что при толчке в нужную сторону любой негатив превращается в позитив. И еще одно: говори обо мне что хочешь, лишь бы имя писал без ошибок. Поэтому, пока Оуэн расписывал кошмар международного пиара, я знала, о чем он думает: что бы ни случилось, ситуация всегда должна быть выигрышной.

— Все должно идти точно по плану.

— Совершенно с вами согласен, мистер Брейс.

— Кик, я требую, чтобы охрана дежурила у сейфа с этими ящиками двадцать четыре часа в сутки. Кто еще знает о коллекции?

— Пока только мы четверо, — заверила я. — Насколько мне известно.

Оуэн взглянул на мистера Раша.

— Мои ближайшие родственники и адвокаты, разумеется. Решение принадлежит не мне одному, — пояснил тот.

— Понимаю. И не боюсь, что ваши родственники проболтаются. Уверены, что это все?