Бриллиант для Слепого

— Так я же вам, Федор Филиппович, не все рассказал.

— Что забыл?

— Еще вы рецепты разные осваивать будете.

— Медицинские рецепты?

— Вин, наливок, закаток всевозможных, огурчиков, помидорчиков, салатиков, ассорти, соляночек, аджичку будете делать. Можем с вами даже маленький ликеро-водочный заводик на участке смайстрячим.

— Ага, Глеб, смайстрячим, — подхватил веселую интонацию генерал и взял в руки бутылку с водкой. — Давай еще по одной, и я поеду, посплю хотя бы часика четыре.

— А лучше шесть, Федор Филиппович.

Генерал сам налил водку. На этот раз они чокнулись, и Глеб, глядя в глаза Потапчуку, сказал:

— За ваше здоровье, Федор Филиппович.

— Нет, Глеб, давай за тебя.

— Ну, если так, тогда за нас. Они чокнулись, выпили.

Немного помолчав, Глеб вынул и показал Потапчуку фотографии Розы. Он уже выяснил, что она является дорогой проституткой и встречается, кроме Гусовского, еще со многими влиятельными людьми.

На генерала это особого впечатления не произвело, его больше интересовала сейчас судьба бриллианта Романовых.

— Ничего удивительного, Глеб, они и дома друг другу продают, и заводы. Так что женщина для них такой же товар, как и все остальное.

— Не скажите, Федор Филиппович, Гусовский ее ценит. Генерал с любопытством рассматривал фотографии.

— Согласись, красивая женщина?

— Красивая, — согласился Глеб, — но не в моем вкусе.

— Ой, ладно тебе! Ирине привет от меня передавай.

— Хорошо, передам. Правда, видимся мы с ней в последнее время крайне редко.

— Понимаю. Я своих тоже только спящими вижу, — опять с грустной улыбкой сказал генерал.

— Гусовский в Питер собирается завтра или послезавтра, так что я, наверное, тоже туда рвану.

— Не лезь, пожалуйста, никуда, — попросил Потапчук.

— Ясное дело. Буду наблюдать. Есть у меня предчувствие, что очень скоро все на свои места встанет.

— Что ты имеешь в виду, Глеб?

— Найдем мы и того, кто Баневского заказал, и того, кто заказ выполнил. Поверьте мне, Федор Филиппович, найдем. И вы тогда доложите начальству, что дело сделано, а они вам новое подбросят еще позаковыристее. И будет вам не до помидоров с огурчиками, а будете вы бежать, высунув язык, и тяжело дышать. Жизнь у вас такая, судьба. На роду было, наверное, написано «охотничьим псом» родиться.

— Наверное, — сказал генерал, вставая. — Спасибо тебе, Глеб, развлек. Отдохнул я с тобой. А насчет Князева ты, наверное, прав. Подключу специалистов-психиатров, пусть им займутся.

— Правильно, — кивнул коротко Глеб.

Он проводил генерала до двери. Потапчук неторопливо спустился по лестнице. Машина с шофером ждала его в соседнем дворе. Глядя ему вслед, Глеб думал, что кому на роду написано быть «охотничьим псом», тот будет им до последних мгновений жизни. А Потапчук был именно таким — «породистым охотничьим псом» с прекрасным чутьем. Таких — на тысячу один.

***

Старый, разменявший восьмой десяток, ювелир Соломон Ильич Хайтин, вечно брюзжащий и всем недовольный, был удивлен телефонным звонком старого знакомого Тихона. Они не встречались уже достаточно давно и, как думал Хайтин, навсегда потеряли друг друга. Ювелир считал, что карманник Тихон мотает где-нибудь на далекой зоне за Уральским хребтом очередной срок. Павлов, набирая номер ювелира, нервничал, он не был уверен, что ювелир не уехал на постоянное место жительство в Израиль или Австрию, или, того хуже, не лежит на кладбище под мраморной плитой, на которой высечена шестиконечная звезда Давида.

Звонок Тихона Павлова вернул Соломона Ильича к жизни. Тот встрепенулся, ожил, словно молодость вспомнил, словно этот звонок был чудодейственной инъекцией, которая придала ему сил и уверенности. Он ждал прихода неожиданно объявившегося Тихона и по этому случаю облачился в старомодный темно-синий костюм, белую рубашку и даже бабочку надел, будто собрался в филармонию на концерт симфонической музыки. Он побрился, причесался и помолодел лет на десять-пятнадцать.

Павлов пришел к нему один. Соломон Ильич, увидев Тихона, развел руки в стороны, закивал седой головой и стал похож на курицу, клюющую зерно. Его влажные, чуть выпученные глаза слезились, а толстые губы растянулись в улыбке.

— Здравствуй, Тихон, — с нескрываемым уважением и почтением, почти нежно поприветствовал гостя Соломон Ильич.

— Здорово, — сказал Тихон, обнимая Соломона и похлопывая его по плечам, усыпанным перхотью.

— А ты все такой же, время тебя не берет.

— Признаюсь тебе, Соломон, думал, что тебя давным-давно нет в России.

— А где же мне быть, как не в России? Я здесь родился, рос, я здесь в тюрьме сидел и уезжать уже никуда не собираюсь. Поздно, дорогой Тихон. Пусть молодые счастье по свету ищут. К тому же, если мы, евреи, соберемся в одном месте, как нам вести коммерцию? Соломон предложил гостю пройти в квартиру, и Тихон вошел в комнату.

— Что привело такого уважаемого человека к старому Соломону?

— Ладно, Соломон, хорош дурака валять! Накрывай на стол, будем разговоры разговаривать.

— Ну, если базар не гнилой, Соломон послушает, — ответил ювелир, разглядывая Тихона, словно тот был каким-то невероятным чудом, призраком, материализовавшимся в телесный облик.