Бриллиант Фортуны

Принцу Кассельскому как раз сравнялось двадцать два года, и он чувствовал себя вполне уютно в холостом состоянии. У него была постоянная подружка-актриса, кроме нее около полудюжины менее постоянных, а также, в зависимости от обстоятельств, несколько дюжин совсем непостоянных. Но против воли неба не поспоришь.

– Вы сами знаете, как для нас важны хорошие отношения с русским двором, и поэтому я от всей души благословляю ваш союз, – продолжил великий герцог.

Поскольку принц Кассельский никогда прежде в глаза не видел своей невесты (а если и видел, то забыл), он поинтересовался, что она собой представляет, и получил исчерпывающий ответ.

– Если правда то, что мне пишет наш посланник из Петербурга, принцесса хорошо воспитана, прекрасно образованна и к тому же очень хороша собой. Словом, я не мог бы пожелать для вас лучшей партии, – закончил отец.

Если принц Кассельский несколько приуныл после таких радужных заверений, то это следует отнести исключительно на счет его кузена Пауля-Георга, который недавно женился и про супругу которого тоже было из самых надежных источников известно, что она превосходно воспитана, говорит на пяти иностранных языках и чудо как хороша собой. На самом деле довольно быстро выяснилось, что супруга кузена ругается как возчик, скаредна как сто чертей, из пяти иностранных языков лучше всего владеет матерным, а что касается красоты, то на конкурсе кривобоких карлиц ей бы точно досталось одно из первых мест.

– Кстати, – добавил отец, – у меня есть портрет твоей будущей жены. Его прислали нам из Петербурга.

На портрете была изображена манерная особа в голубом платье, сжимающая в руках стилизованную розу. У нее были черные волосы, букли, закрывающие уши, короткий в профиль нос и маленькие губки, так что не стоит удивляться тому, что принц Кассельский невзлюбил свою будущую жену с первого взгляда. Он попрощался с отцом и пошел искать утешения в объятиях одной из многочисленных горничных большого и холодного Кассельского дворца.

Еще через несколько месяцев состоялся второй знаменательный разговор отца с сыном.

– Должен вам сказать, – говорил великий князь, – что отец принцессы находит не вполне удобным, чтобы вы с его дочерью познакомились только накануне свадьбы. Императору, конечно, нет дела до таких пустяков, но с мнением grand-duc Michel[19] все-таки лучше считаться. Я предлагаю вам поехать во Францию, где в настоящее время находится ваша невеста, и представиться ей должным образом.

При одной мысли о том, что ему придется зачем-то ехать к этой манерной кукле, принц Кассельский почувствовал острое недомогание. На следующий день он лег в постель и не вылезал из нее целый месяц. Герцогу лейб-медик доложил, что молодого принца терзает жестокая лихорадка. Впрочем, болезнь отнюдь не мешала плутовке Аннет, служившей во дворце, время от времени навещать принца по ночам, да и очаровательная актриса Элен тоже о нем не забывала.

Через месяц Вильгельм-Людвиг наконец поднялся с постели. Первое, что сказал ему отец, увидев его, было:

– Ах, как хорошо, мой дорогой сын, что вы наконец оправились. Наконец вы сможете поехать к своей невесте и засвидетельствовать ей свое почтение.

Принц понял, что от судьбы не уйти, и смирился. Еще несколько месяцев продолжалась таинственная переписка между петербургским и кассельским дворами, пока наконец не было решено, что встреча произойдет как бы случайно в Париже, на балу у пэра Франции маркиза Ларошжаклена.

Узнав о том, что предстоит ехать в Париж, принц несколько воспрянул духом. Он был давно наслышан о пленительной красоте парижанок и мечтал познакомиться хотя бы с одной из них. Что же касается женитьбы на надутой кукле с портрета, то принц утешал себя мыслью, что рано или поздно это все равно придется сделать.

Он прибыл в Париж вместе со своим адъютантом Бурхардом, которому было поручено надзирать за поведением принца и следить, чтобы он не вляпался в какую-нибудь скверную историю. Но все прошло прекрасно. Принц представился при дворе короля Луи-Филиппа, побывал в очень благонамеренном салоне графини де Лоншан, точный возраст которой могли назвать только египетские пирамиды, и наконец отправился в коляске на прогулку по набережным. Каждая встречная женщина казалась ему еще красивее предыдущей, но самой хорошенькой оказалась молодая особа, которая, высунув очаровательную головку из окна кареты, смеялась заливистым смехом и о чем-то говорила с голодранцем-студентом и смешным стариком в зеленых очках.

– Какая красавица! – вскричал в экстазе принц, хватая своего спутника Бурхарда за рукав. – Положительно, француженки – самые прелестные женщины в мире! Интересно, кто она такая?

Бурхард всмотрелся в герб на дверцах кареты и растерянно сморгнул.

– Э-э… Ваше высочество… – промямлил он наконец. – Мне кажется, я могу ошибиться, но… По-моему, это ваша будущая жена.

Сердце бедного Вильгельма-Людвига сделало такой бешеный скачок, что чуть не выпрыгнуло из груди не мостовую.

– Как! – вскричал он. – Но… это непостижимо, Бурхард! Немыслимо!