Бриллиант мутной воды

Девочка Катя, с которой мы прятались от пожара в ванной, оправилась от перенесенного ужаса. Нора, раздав взятки, решила судьбу ребенка. Она пристроила Катю в семью богатых бездетных американцев Смитов. Когда госпожа Смит узнала, что Катюша одна жила на вокзале, питаясь отбросами, она, заливаясь слезами, прижала девочку к себе и больше уже не отпускала. В апреле Катя улетела в маленький городок Брам в штате Калифорния, скорей даже, как сказали бы у нас, поселок городского типа. Смиты присылают Норе письма с фотографиями. В пухленькой, розовощекой девочке, радостно выглядывающей из большого бассейна, расположенного возле двухэтажного особняка с американским флагом на крыше, невозможно узнать изможденное существо, спавшее на полу в грязной квартире. Катя забыла все невзгоды, она начала говорить, но только на английском языке. Смиты, естественно, расскажут дочери о ее происхождении, но Катя будет считать себя американкой, что в ее случае только к лучшему.

Нора сумела отобрать у Ороевых Лизу. Понимаю, что у вас возникают сомнения в законности этого поступка, но, когда моя хозяйка что-нибудь задумает, остановить ее не может ничто. Лизу тоже отдали приемной матери, которой стала… Соня. Давайте оставим эту ситуацию без комментариев. Счастливы все: девочка, получившая настоящую, заботливую маму, и Соня, которой есть на кого выплеснуть запасы любви.

Ленка по-прежнему готовит мерзкую еду. Но я купил электрочайник, СВЧ-печку и по вечерам тайком ужинаю в своей спальне, отвечая на все вопросы нашего «Фрица»:

— Язва замучила, доктор велел мне есть два раза ночью, в два и четыре. Ну не будить же тебя? А идти на кухню и греметь кастрюлями неохота.

Николетта… О, тут особая ситуация. Вчера утром маменька потребовала, чтобы я приехал к ней, как она выразилась, «попрощаться перед смертью».

Я сел в машину, в свои «Жигули», и явился на зов.

Николетта утопала в кружевах и пледах. Сдерживая ухмылку, я сел около кровати в кресло, взял ее ручку, унизанную перстнями, и приготовился выслушивать в очередной раз рассказ о том, где хранится чемодан, набитый пожелтевшими любовными письмами. Матушка всхлипнула, я взглянул в ее лицо и перепугался. На нем не было макияжа, а опухшие глаза и красный нос без слов говорили: их хозяйка долго плакала.

— Что случилось? — подскочил я в кресле. — Тебе плохо на самом деле?

— Ужасно, — пролепетала Николетта, — хуже некуда!

— Врача вызвать?

— Он мне не поможет!

Вот тут я испугался по-настоящему. До сих пор матушка обожала призывать медицину, спектакль «Смерть Николетты» отшлифован у нас до мелочей и идет на семейной сцене не первый год. И вдруг такая странность.

— Немедленно говори, что случилось! — велел я.

— Ты не поймешь…

— Попытаюсь!

— Все мужчины — сволочи! Миша…

Я не стану вам приводить полностью рассказ маменьки. Утомительно подробное повествование перемежалось рыданиями, не фальшивыми, а самыми настоящими. Чтобы долго не мучить вас, сообщу причину горя. Стриптизер Миша бросил Николетту и переметнулся к Коке.

— Он сказал, — заливалась плачем матушка, — что мы останемся лучшими друзьями! Представляешь, какой позор!

У меня свалился камень с души. Значит, Кока, поговорив со мной, развила бурную деятельность и отбила альфонса.

— Что же тут позорного?

— Ах, Вава, меня никогда, слышишь, никогда не бросали мужчины!

Я хотел было сказать, что все в жизни когда-то случается впервые, но вовремя прикусил язык.

— На завтра намечена их свадьба, — ныла Николетта, — меня, конечно же, позвали!

— Оденься пошикарней и иди!

— Нет, ни за что!

— Почему?

— Вава, тебе не понять!!!

— Сделай милость, объясни.

— О господи! Ну подумай сам, каково мне придется! Во-первых, Кока купила себе новую шубу, а у меня все та же норка.

— На дворе начало июня! Какая шуба?

— Боже, Ваня, говорю же, ты не поймешь! Бракосочетание назначено на семь вечера, все явятся в бальных платьях с оголенными плечами и спинами, а сверху обязательно набросят мех! Но главное не это! Кока выходит замуж! Между прочим, ей сто лет в обед! За молодого красавца! А я? Завалюсь в старой шубейке, одна, словно жалкая нищенка!

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Всем вокруг известно, что ты мой сын, а не любовник, — зарыдала маменька. — Кока обштопала меня, обошла на повороте.

Я посмотрел на Николлету. Маменька полулежала в подушках с абсолютно несчастным лицом ребенка, которому Дед Мороз вместо роликовых коньков подарил учебник по алгебре. Внезапно впервые в жизни мне стало ее по-настоящему жаль. Николетта и есть ребенок, эгоистичный, себялюбивый, избалованный, но другой матери-то у меня нет и никогда не будет.

— Вставай, — велел я, — едем.

— Куда?

— В магазин, за новой шубой!

Маменька перестала рыдать, быстро села, но потом снова упала в подушки.

— Нет, одна я не пойду на свадьбу.

— Собирайся, — сказал я, вынимая телефон, — будет тебе кавалер.

— Откуда? — оживилась матушка. — Кто?

— Молодой и красивый!

— А он сделает вид, что влюблен в меня?

— Обязательно, — успокоил ее я и, услыхав «алло», сказал: — Макс, помнишь, ты просил у меня на неделю «Жигули»? Бери, пользуйся.