Бриллиант мутной воды

– Помните, я осенью упала? Вот доктор и велел купить. Было десять штук, осталось четыре, Ивану Павловичу хватит, – спокойно возвестила Лена и с грацией бегемота выскользнула из гостиной.

– Вы не можете придумать что-нибудь такое, чего точно нет? – подал я голос из подливки.

– Мне в голову не могло прийти, что у нас в холодильнике есть в запасе какие-то лекарства! – воскликнула Нора. – Мы ведь все патологически здоровы. Ну печень иногда шалит, но я сама обычно виновата, съем три куска торта с кремом…

– И что, мне теперь до утра тут сидеть? – безнадежно вздохнул я и добавил: – Очень противно.

– Ничего… – начала Нора, но тут в комнату, запыхавшись, влетела Лена.

– Вот, в ложку вылила, раскрывайте рот пошире.

– Ты мне? – осторожно поинтересовался я.

– Кому ж еще? – удивилась Ленка. – Болит у кого?

Понимая, что все обстоятельства складываются сегодня против меня, я молча проглотил лекарство.

В ту же секунду нестерпимая горечь разлилась по языку и достигла желудка. Рот мигом наполнился слюной, из глаз полились слезы.

Никогда до сих пор мне не приходилось глотать ничего подобного.

– О господи, – вырвалось из меня.

– Эк его колбасит, – с сочувствием произнесла Лена. – Болит так?

Я, с трудом ворочая онемевшим от лекарства языком, сказал:

– Очень горько, прямо жутко!

– Ну, бедняжка, – продолжала жалеть меня Лена, – ну-ка, заешьте сладеньким, желе у меня сегодня высший сорт, молочное, давайте кушайте!

Под носом у меня оказалась хрустальная креманка, набитая чем-то, больше всего похожим на холодец, только белого цвета.

– Скушайте кусочек, – гудела Лена, – сразу лучше станет.

Я неприхотлив в еде. В принципе могу съесть любой продукт, был бы он свежим. Есть два исключения. Первое – холодец. Тася, домработница Николетты и по совместительству моя няня, видя, что из ресторана приносят для гостей студень, всегда кривилась.

– Ни в коем случае не ешь, – шепотом предупреждала она меня.

– Почему? – один раз поинтересовался я.

– Вдруг туда желатин положили, – объяснила Тася, – знаешь, из чего его делают? Из костей дохлых животных.

Все, после этого я никогда не мог прикоснуться ни к чему дрожащему. Холодец, желе, пудинги… Эти лакомства я не могу даже видеть. Второй же продукт, который я на дух не переношу, – молоко.

И вот теперь мне предлагалось съесть блюдо, состоящее одновременно из двух отвратительных ингредиентов. Молочное желе! Хуже мог быть только стаканчик из картона.

– Кушайте скорей, – уговаривала меня Ленка, – вам понравится! Ну, открывайте рот, давайте, давайте. Сейчас хорошо станет! Боль пройдет, экий вы неловкий…

И она ткнула чайной ложечкой мне в губы. Я машинально повиновался приказу и, проклиная собственную мягкотелость и хорошее воспитание, принялся покорно глотать скользкие куски. Мне казалось, что в горло проскакивают лягушки. Одно было хорошо, онемевший от баралгина язык не ощущал никакого вкуса.

Нора молча наблюдала за происходящим.

– Ну как? – поинтересовалась Ленка. – Легче тебе?

– Скорей, – прошептал я, – скорей дайте тазик, тошнит!

Ленка схватила пустую тарелку.

– Держите.

В ту же секунду желе вернулось назад.

– Простите, – прошептал я, – не знаю, от чего это со мной, ей-богу, очень вкусно было!

– Главное, не двигайтесь, – испуганно велела Ленка, – сейчас уберу.

Мы с Норой вновь остались вдвоем.

– Может, ее за меновазином послать? – в задумчивости протянула хозяйка. – У нас его точно нет.

– Ой, не надо, – испугался я, – вдруг найдется, и она меня опять заставит выпить.

– Меновазин употребляют наружно!

– Все равно не надо.

– Сидите спокойно, – всунулась в комнату Лена, – уже едет.

– Кто? – в один голос поинтересовались мы с Элеонорой.

– Я «Скорую» вызвала.

– Зачем?

– Так тошнит же его, небось, когда падал, головой стукнулся, может, сотрясение мозга. Опять же все сидит, никак не встанет. Баралгин на него не действует. А вдруг перелом? Нет уж, пусть врач поглядит!

Медицина прибыла мгновенно.

– Что стряслось? – приветливо спросил молодой парень, оглядывая меня, сидящего на полу.

– Упал и встать не может, – мигом влезла Ленка, – как бы не перелом… И болит у него, жуть, прямо криком кричал…

– Сейчас посмотрим, – улыбнулся фельдшер и велел: – Ну-ка, покажите ногу.

Я обеими руками прижал пиджак к полу.

– Нет.

– Должен же я вас осмотреть?

– Ни за что.

– Но как же я тогда смогу помочь?

– Иван Павлович, не кривляйтесь, – возмутилась Ленка.

От отчаяния я рявкнул:

– Извините, я стесняюсь.

– Ну, не стоит, – спокойно ответил парень, – поверьте, ничего особенного в вашей ноге нет.

И тут на меня снизошло озарение:

– Я не вас стесняюсь.

– А кого?

Я ткнул пальцем в домработницу:

– Ее, пусть выйдет.

– Ладно, – обиженным тоном отозвалась Ленка, – коли вы такие нежные, могу уйти.

– Да, – обрадованно подхватила Нора, – выйди.

– Вообще на улицу уберусь, – прогудела Ленка, – за картошкой, вся кончилася.

Шумно топая, она ушла.

– Надо было ее сразу на рынок отправить, – вздохнула Нора. – Эх, не догадалась сказать, что к ушибу следует тертые корнеплоды прикладывать.

Врач тем временем поднял пиджак, лежащий у меня на коленях, уставился на морковно-чесночную лужу и в изумлении воскликнул: