Боли, конечно, есть. В больнице состояние все время было возбужденное, и чувствовал только свежую боль, да и ту успешно забивали новейшими достижениями. А дома и старые пробудились, плечи тянет, шею щемит, плюс шейка бедра ноет постоянно, а к вечеру просто ломить начинает. Но я не переживаю. У меня теперь есть перкосет, мне выписали, а понадобится, и еще выпишут.
Курю, сколько хочу и когда хочу, но в меру. В больнице так изголодался, что сперва накуриться не мог, но это лишнее, снизил норму до десятка в день и редко превышаю.
Ицик заглядывает каждый день, хочешь, говорит, я тебе книжку почитаю? Или в шеш-беш давай, в нарды то есть. А хочешь, на компьютере поучимся? Но мне пока что ничего не хочется, приходи, говорю ему, завтра.
И даже музыки я что-то последнее время не слышу, говорят, балалая ранило в теракте. Хорошо, что не погиб, я ему смерти не желаю, но какая-то справедливость на свете все же есть, хотя наверняка выздоровеет и вернется. Со дня на день жду флейтиста, не пойму, куда девался, в отпуск ушел, что ли? Но и о нем думаю без прежней злости, похоже, больница нервы мне тоже подправила.
Ресторан по-прежнему наглухо закрыт, висит табличка, что сдается помещение, но сейчас времена для бизнеса плохие, и надеюсь, что сдастся нескоро.
Короче, все складывается нормально. Лучше, чем можно бы ожидать в создавшейся ситуации. Правильно говорят, что только когда случится что-нибудь, человек понимает, как он хорошо и прекрасно живет.
Если б только не одно.
Если б не камни треклятые.
2
Очень мне дома хорошо показалось.
Тихо, никто не дергает, постель широкая, простыни прохладные, пища вкусная, пепельница под рукой. И нога заживает, и ясно, что ходить буду, и Танечка ничего не упоминает, что уйдет, и Йехезкеля этого я не вижу, и бабенки кругом мельтешатся – так хорошо показалось, что вот ничего больше пока не надо и про камни готов забыть.
Но забудешь тут.
Устроился я дома, расположился, отдохнул немного, и очень скоро Татьяна вручила мне обратно все, и макраме постиранное, и что из него вывалилось, и даже Красный, который я ей в больнице передал. Вручила молча, без комментариев. Я посчитал – потерялось всего пять штук, двадцать семь налицо, не считая Красного.
– Красный, – говорю, – оставь себе, я тебе его дарю.
Головой покачала:
– Нет, не надо.
– Ты что, – говорю, – неужели не нравится? Смотри, какой красивый.
– Не хочу.
– Глупая, ты спрячь его куда-нибудь пока, а потом посмотрим. Может, я тебе кулон сделаю.
– Нет, не хочу.
– Да бери, Таня, чего ты, я ведь от души.
– Нет. И тебе то же самое скажу.
– Какое?
– Выкинь.
– Выкинь? Как это выкинь?
– В помойку. И из головы.
В помойку? Драгоценнейшие бриллианты выкинуть в помойку?
Ну, это уж как-то…
А что, думаю.
Что, думаю, Миша, слабо тебе?
Вот взять сейчас все, не разглядывая завернуть в старую газетку, и в ведро. Из ведра пойдет в мусорный контейнер. А там приедет машина, свалят в нее, она все пережует, спрессует и выплюнет на свалке. И уж там никто никогда не найдет. Правда, рассказывают, там живут особые бомжи, мусор перебирают, ценности ищут. И говорят, находят. Когда-нибудь, глядишь, один найдет такую блестяшечку – вот счастье привалило! Но вряд ли, кто такую мелочь увидит, а увидит – и внимания не обратит. А со временем эту свалку засыплют землей, сделают красивый холм, разобьют на этом месте парк, и уже никто никогда, и концы в воду. А? Слабо?
Был такой момент и прошел.
Позвонили в дверь, явилась Галка со своим Азамом. Я все сгреб и, куда же еще, – под подушку.
А зачем, спрашивается?
Зачем спрятал? Я ведь еще в больнице решил все ему отдать? И Таня говорит – выкинь? Вот тут бы сразу и отдать ему, и с плеч долой, все равно что на помойку выкинуть. Но нет, инстинктивно спрятал. Видно, одно дело больница, а другое дома, и решения тут другие.
Все эти дни в больнице ни Азам, ни Галина ко мне с этим делом не приступались, скорее всего, он ее удерживал, оберегал покой больного. Но сейчас, понимаю, не избежать.
Что ж, я готов. Нет, решения своего не меняю, отдам, но к чему такая спешка, послушаем сперва, что они скажут. Я ведь в больницу загремел как раз в тот вечер, когда Азам хотел сообщить мне что-то важное. По телефону тогда сказал: я знаю, что делать с камнями. Вот и поглядим, что он такое знает, а то поспешишь – людей насмешишь.