Бриллиант в мешке

Принял таблетку, отдохнул немного, и все прошло. Опять смотрю на вещи положительно и доволен, что остался один. И с любопытством жду, что Азам придумал, но тем временем решил все-таки найти для камней подходящий тайник.

Отдам или не отдам – это видно будет, а пока под подушкой им делать нечего. Едва уберег их, когда Ириска хотела перестилать постель. Улегся поскорее и сказал, что крошек там нет, все в порядке и мне вставать неохота. Она поругала за капризы, но я лежал твердо, отстала.

Ищу место, ползаю потихоньку по квартире и не нарадуюсь, какая она у нас симпатичная. То есть не у нас, а у меня теперь. Если Татьяна окончательно решит уходить, квартиру ей не отдам. Судиться буду, но не отдам. Но она и не потребует, а уж судиться точно не станет. А главное, и не уйдет.

Но все равно. Моя квартира.

Здесь люди, особенно восточные которые попроще, про квартиру говорят «дом», «я купил дом», а купил-то всего квартиренку где-нибудь в стандартном строительстве. Но говорят правильно. Это и есть мой дом. Единственная моя защита. Страна – не знаю, город – не знаю, а дом мой. Чтобы я отсюда уехал? Когда здесь каждый уголок обжит и прилажен для моего вкуса и удобства? Опять двигаться, опять где-то обживать? Опять новый язык учить, когда и этот-то только-только? Ни за что.

Эта квартира как-то с самого начала, как я глянул, вижу – моя. И ведь что смешно. В ней ведь до нас люди жили, не одно семейство сменилось, и каждое рассматривало ее как свою. Дети в ней рождались, которые и стен других не знали, вот, как, например, у кого мы эту квартиру купили. Люди нам втройне чужие – раз, что вообще незнакомые, два, что здешние, и три, что восточные выходцы, парси, то есть из Ирана, а не европейцы, как мы. С четырьмя детьми в этой квартирке ютились и вот переезжали в отдельный дом, отец-парси из кожи вон вылез, извернулся, взаймы набрал где мог и построил. Не буду говорить, как он меня при этом нагрел, какие долги на квартире оставил, но дети-то его в этой квартире каждую трещинку в потолке знали, каждую плитку на полу, каждый бугорок на стене. Один мальчишка, может быть, лежал ночью, смотрел на этот бугорок, как по нему ходят уличные отсветы, и воображал себе какие-нибудь горы и долины… Ему этот бугорок и вся квартира были свои и родные.

А теперь я точно так же про эту квартиру чувствую, говорю «мой дом», будто ничей другой и не был. И через это мы с ним и с его бандитом-папашей тоже стали вроде как родственники. Но взять долги с этого родственничка нет никакой возможности, я его встретил раз на рынке, а он только смеется, не будь, говорит, фраером.

А ведь квартира это не просто недвижимая собственность, купил-продал. Если съемная, то тогда, конечно, не так, но собственная – это твое место на земле, твое жизненное пространство, и другого у тебя нет.

И это при том, что квартиры, они изменщицы не хуже женщин. Вот только что в ней жил Хаим и считал, что она совершенно его, Хаимова, квартира, просто разделить их нельзя, и вот съехал Хаим, и въехал Эфраим, поставил свою мебель – и тут же она к нему приспособилась и стала как будто его, а от Хаима даже воспоминания не сохранила, тем более сделали ремонт. Кто знает, может, квартиры как воздух, кто им дышит, тому и принадлежит, а на самом деле ничей.

Но про свою квартиру я точно знаю, что она моя, хотя еще пятнадцать лет выплачивать. Просто она нашла наконец своего настоящего хозяина. И она тоже про меня знает и потому так дружелюбно ко мне относится, я с первого взгляда почувствовал. Другие квартиры, что мы до того смотрели, никак не относились, купишь ее, не купишь, ей все равно, или даже враждебно, а эта сразу сказала: покупай, друг, я твоя.

10

И как же мне в своей любимой квартире подходящего тайничка не найти? Нашел, конечно.

В салоне, на той самой стенке, где кровать того мальчишки когда-то стояла, у них была розетка для электричества. Может, он книжки ночью читал, а скорее матери нужно было для утюга, или что. Уродство, розетка прямо посреди стены, но им было плевать.

Мастер поставил нам розетку, где надо, а эту выковырял, и дыру закрыл заподлицо плоской пластмассовой крышкой, и потом все гладко забелили белой краской, так что ее и не видно, тем более у нас там этажерочка стоит, Таня с помойки принесла, а на ней цветок. Мне бы тоже эту дырку не заметить, но я очень целенаправленно думал и вспомнил.

Потащился в спальню, сложил все камушки в пластиковый пакет, синий с зеленым, свернул плотным квадратиком и обтянул резинкой. И опять долго любоваться не стал, как-то я их вроде побаиваться начал, только Красный покатал в пальцах, от него хорошее ощущение. Очень хотелось его отделить, но это опять думать, куда спрятать, завернул вместе с другими.