Теряясь в потоке бессвязных мыслей, стараясь умерить дрожь, вызванную воспоминаниями, Сара натянула одеяло до подбородка и глубже утонула в подушке. Но образ Джеффри все стоял перед ней. Вот она и потеряла себя в его объятиях, а теперь настало время вернуться в Нью-Йорк, забыть, что эта ночь вообще когда-то была. Ей не место в ее жизни, так же, как и в жизни Джеффри. Но, вкусив его еще раз, сможет ли она стряхнуть с себя вновь обретенную привычку?
Ночь тянулась, как медленная агония, стрелки часов едва переползали от одного часа к другому. Когда Сара, наконец, заснула, ей пригрезился полет страсти, а всего через несколько минут она проснулась в холодном поту одиночества. Та же темнота, которая помогла ей отгородиться от реальности, пока она находилась в объятиях Джеффри, сейчас окутала ее коконом пустоты. Лишь когда забрезжил, отражаясь на подоконниках, бледный свет утренней зари, ей удалось погрузиться в глубокий, глубокий сон.
После девяти часов Джеффри молча медленно открыл дверь и увидел ее свернувшейся под одеялом. Бесшумно приблизившись к кровати, он поправил сбившееся одеяло и остановился, пристально изучая ее лицо. Оно было бледным, но отдохнувшим. Сара спала. Но на этих бледных щеках обозначились слабые полоски, там, где текли слезы…
Наклонив голову и прикрыв глаза, Джеффри рассеянно массировал болезненную точку на виске. Потом вновь посмотрел на нее, на этот раз более грустно, и опустился на стул возле кровати, чтобы продолжить свое бодрствование.
Итак, она была здесь. Ему было в это трудно поверить, даже после прошлой ночи. А что тогда произошло, спрашивал он себя не в первый раз. После всего, что между ними случилось, почему она отдалась ему?
Она была нужна ему. Согнувшись в кресле, поддерживая кулаком подбородок, Джеффри честно признался себе, что нуждается в ней. Он мог бы напиться до бесчувствия. Почему он этого не сделал? Или не отправился в одиночку на машине в горы? Бог знает, сколько раз он это делал в прошлом, когда бывал расстроен. Но он пришел к ней… к ней… и, черт возьми, она откликнулась. Почему? Почему? Учитывая то, как с ней здесь обращались, она была совершенно права, настаивая на том, чтобы вернуться в Нью-Йорк в тот же день. Но она осталась. Почему?
Она изменилась, снова подумал он. Даже отвечая на его ласки, она была другой. Разумеется, в этом для них обоих было нечто вроде бегства, но было и нечто другое. В ней не было никакой покорности. Нет, покорность — неудачное слово. Она никогда не была покорной, по крайней мере, в негативном смысле. Но раньше лидером был он, он во всем задавал тон. Теперь же он был наполовину уверен, что это ее искушенные пальцы и стремительный язык искусно вели их обоих. Ей удалось изгнать из его головы все его мысли, за исключением мысли о ней… а потом она отвернулась.
В его глазах отразилось недоумение, но Джеффри продолжал смотреть на нее. Она отвернулась. Это было ее право. Но почему, после того как она зашла так далеко? Что, она думала, должно произойти, когда крепко обвивала руками его шею? Черт побери, чего она ожидала?
Проведя рукой по щеке, Джеффри обнаружил жесткую щетину. Он посмотрел на старые джинсы и свитер, которые надел на себя утром, и, запустив в волосы пальцы, откинул голову на спинку кресла, не спуская полуприкрытых глаз с лица Сары. На его лице было мрачное выражение, соответствовавшее его мыслям.
Итак, она вернулась. Возможно, было бы лучше, если бы этого не произошло, потому что ее возвращение вдохновило его на план, который не давал ему спать всю ночь. Джеффри снова и снова отбрасывал этот план, но тот снова и снова червяком обратно вползал в его мысли. Она никогда на это не пойдет… или пойдет? Если бизнес действительно столько для нее значит, она вряд ли когда-нибудь согласится. С другой стороны, если он достаточно подсластит эту пилюлю…
Сара зашевелилась, затем слегка подвинулась и сонно потерлась щекой о подушку. Она начала потягиваться, забросив длинную обнаженную руку к изголовью, открыла глаза и застыла.
— Джеффри! — задыхаясь, воскликнула она и мгновенно пробудилась. Осознав свою наготу, она сжалась под одеялом, натягивая его до подбородка. Ее глаза были полны тревоги и каких-то опасений.
— Расслабься, — спокойно сказал он. — Я не причиню тебе зла.
— Сколько ты уже здесь сидишь?
Он пожал плечами.
— Полчаса, может быть, немного больше.
Пристально вглядываясь в него, она спрашивала себя, где он провел остаток ночи. Волосы растрепанны, глаза потемнели и запали — он выглядел так, как будто вовсе не спал.
— Что тебе надо? — Если ему хочется повторения спектакля, разыгранного накануне, то она не собирается играть в нем роль. Если намеренно сидит перед ее кроватью с болезненным и, черт побери, мужественным видом, то его ждет большой сюрприз.
Несколько долгих секунд он ничего не говорил, просто продолжал сидеть рядом. К его удивлению, так было лучше всего, с тех пор
Наконец, глубоко втянув в себя воздух, он выпрямился.