Бриллиантовые девочки

Я принялась бешено скакать по кровати. Мэри чуть-чуть подпрыгивала и при этом визжала.

— Боишься? Хочешь, можем остановиться.

— Нет, здорово! — выдохнула Мэри.

Мы прыгали и прыгали, так что лица у нас стали красные. Одна косичка у Мэри немного расплелась.

— Ой, волосы! — Она остановилась так внезапно, что мы обе чуть не опрокинулись.

Мэри схватилась за повисшую ленточку. Вид у неё был до смерти испуганный.

— Давай я тебе её заплету, — сказала я. — Я умею делать причёски.

Я старалась как могла. Косичка получилась не совсем ровная, и бантик тоже был кривоват, но я понадеялась, что сойдёт. Мэри была, похоже, расстроена, и, чтобы её отвлечь, я стала показывать ей содержимое моей коробки. Она вежливо погладила моих старых плюшевых зверей, но видно было, что оторванные лапы, хвосты и уши внушают ей ужас. Она провела пальцами по обложке книжки со сказками, но открывать её не стала. Зато ей понравился набор фломастеров: она открыла прозрачную упаковку и переложила их все по порядку цветов радуги.

— У меня были большие наборы фломастеров, но я вечно вылезала за контур в раскрасках и портила их.

— Можешь пораскрашивать в моей книжке со сказками, — сказала я.

— В книжках нельзя раскрашивать!

— Конечно, можно. Смотри, вот сказка про русалочку. Ты можешь раскрасить русалочку, а я — рыбок.

Мы положили книжку на кровать и стали раскрашивать, стоя на коленях. Мэри взяла жёлтый фломастер и принялась аккуратно, локон за локоном, раскрашивать волосы русалки. Она так старалась, что даже высунула язык. Я наклонилась над книжкой и раскрасила одну рыбку в фиолетовый цвет с красными губами и ярко-розовым хвостом, другую — в зелёный с голубыми полосками, третью — в рубиново-красный с изумрудными глазами и золотыми плавниками.

— Рыбы не такого цвета, — сказала Мэри. — Они серые.

— Но серый — это же скучно. И потом, это же волшебные рыбки, они могут выбирать любой цвет, какой пожелают. «Буль-буль, Дикси, мы хотим быть поярче!» — говорят они. А твоя русалочка спрашивает: «Какого цвета у меня будет хвост, Мэри? Оранжевый? Фиолетовый? Темно-синий?»

— У тебя будет зелёный хвост, русалочка, — сказала Мэри. — А если будешь плохо себя вести, я тебя побью и запру в комнате, милая барышня.

Я уставилась на Мэри.

— Русалочка живёт в подводном дворце. Если ты её запрёшь, она просто выплывет из окна, и все.

Мэри докрасила русалочку, я докрасила рыбок, и мы принялись вдвоём раскрашивать синими фломастерами море, она с одной стороны страницы, я — с другой. Мэри немного расслабила руку, широко водя фломастером по всей странице сверху вниз и обратно. Потом она остановилась и взглянула на свой рукав. У неё вырвался стон.

— Смотри, — прошептала она.

На белой манжете виднелась голубая клякса.

— Ерунда. Не волнуйся, она отстирается.

Мэри не отрывала глаз от своего рукава. Попыталась слизать синее пятно, но оно только больше расплылось.

— Твоя мама, наверное, не заметит, — сказала я.

— Заметит. Она меня побьёт и уложит в постель. А мишки у меня больше нет. Я не могу без него спать.

Я напряжённо размышляла над этим, ведя Мэри обратно через джунгли и помогая ей перебраться через стену.

— Можно, я подержу Фиалку, чтобы легче было лететь?

— Ага. Знаешь что, возьми её, пусть спит с тобой ночью. Она тебя убаюкает, вот увидишь.

— Ты мне даришь Фиалку?

— Я её тебе не дарю, я тебе её даю на одну ночь, ладно? Только смотри, чтобы твоя мама её не нашла. Я не хочу, чтобы Фиалку бросили в помойное ведро!

Мэри крепко вцепилась в Фиалку. Мы проскользнули по переулку к её калитке. Я помогла Мэри справиться с замком. Я боялась, что её мама вдруг выскочит из дому и набросится на неё, но в саду никого не было.

Мэри сидела на качелях. Она помахала мне крылышком Фиалки, а потом быстро затолкала её поглубже под свою школьную блузку, подальше от глаз.

16

Без Фиалки, дружески тыкавшейся клювиком мне в запястье, рукав кофты казался до ужаса пустым. Я не была уверена, что Мэри удастся её спрятать. Все время представляла себе, как её мама швыряет Фиалку в помойное ведро и как она лежит там, засыпанная мусором, не в силах расправить крылышки и улететь. Я видела перед собой мусорщиков, которые утром вытряхнут её в свой страшный вонючий грузовик и увезут на свалку. Я знала, что там мне её уже никогда не найти.

Я хотела рассказать маме, но она возилась с Солнышком, и ей было не до меня.

— Мама, мне так плохо, — пожаловалась я.

— Мне тоже, Дикси, так что мы в одинаковом положении, — сказала мама, уходя от меня подальше.

— Мам, ты не знаешь, во сколько приезжают мусорщики по утрам?

— Чего не знаю?

— Мама, я сделала глупость, — сказала я.

— Так пойди расскажи Джуд, Дикси. Или этому твоему дяде Брюсу. Только оставь меня, ради всего святого, в покое.

Я поплелась прочь, пытаясь сделать из кулака птичку и представить, что мой ноготь — это её клюв. Когда я выходила, мама начала что-то нашёптывать Солнышку. Я притаилась за дверью и прислушалась.