Марину вдруг охватило острое чувство разочарования. Он старается не ради неё, а ради отца, в конечном счёте — ради себя. К ней как женщине он равнодушен. За его галантной попыткой помочь кроется всего-навсего холодный расчёт. Главное для него — не допустить, чтобы она выдала семейную тайну, проболтавшись следователю о дебирсовских бриллиантах. А уж потом, когда милиция от неё отстанет, за её «раскрутку» примутся сыщики «Омега-банка». Она знала этих парней, особенно Бурмина. Они сумеют вытрясти из неё всю правду о краже.
— Следователь скорее всего придёт завтра, так что у тебя есть время всё обдумать. Упорно придерживайся своей версии, и всё обойдётся. Тем более банк предоставит тебе опытного адвоката.
— Но скажи, — пробормотала она, когда он умолк, — ты сам-то, конечно, не веришь, что всё было так, как ты расписал? Почему ты не спросишь меня, как было на самом деле?
Он несколько секунд молчал.
— То есть, ты хочешь сказать, что инициатива исходила от тебя?
— Нет! — выкрикнула она и даже побледнела от негодования: как он мог подумать такое! — Я никогда не решилась бы…
— Не надо, не продолжай, — он сделал примирительный жест. — С меня достаточно и этого. А обстоятельства, которые толкнули тебя на такой поступок, меня не интересуют. И вообще вся эта история с бриллиантами мне противна. Из-за них одни только хлопоты. Отцу с самого начала не следовало связываться с ними. Ничего, кроме несчастий, они не принесут… Ну ладно, бог с ними. Сейчас меня больше беспокоит твоя судьба.
Она посмотрела на него с недоумением, пытаясь понять, что он имеет в виду.
— В самом деле?
Виктор смутился. Лёгкая краска тронула его красивое лицо.
— Просто я должен вернуть тебе долг.
— Какой долг?
— Я имею в виду — моё поведение той ночью…
— А, это… — Она смущённо усмехнулась. — Ну, тут мы в расчёте. Голова у тебя, надеюсь, не болит?
— Нет, всё нормально. Ты действовала в пределах необходимой самообороны, так что вина лежит на мне. Увидев тебя без одежды, я не смог совладать со своими чувствами. У тебя действительно потрясающее тело. Может быть, мои слова покажутся тебе неприятными, но я до сих пор вспоминаю те минуты с восторгом.
Марине очень хотелось, чтобы так оно и было, однако рассудок твердил ей другое. Он врёт. Это игра, лицемерие. Он пытается спасти её от тюрьмы, войти к ней в доверие, даже обольстить только для того, чтобы она молчала о бриллиантах. Ради этой цели все средства хороши, и лесть в том числе.
Марину терзали сомнения. Она не знала, что и подумать. Если он действительно лицемерит, то какой же он негодяй!
— Ладно, считай, что я всё забыла.
Он помолчал.
— Вообще-то, мне показалось тогда, ночью, что тебе тоже понравилось.
— Давай оставим эту тему! — Она сказала это, может быть, слишком резко, потому что улыбка сошла с его лица.
— Я причинил тебе боль?
— Ты меня до жути напугал! Меня и так всю трясло от волнения, а тут ещё ты выскочил. У меня чуть сердце не разорвалось.
Он наклонился к ней, оглядывая её всю.
— Прости, я не подумал об этом. Я вообще не способен был о чём-либо думать тогда…
Она невольно вжалась в подушку. Ей не раз приходилось ловить на себе подобные жадные, «раздевающие» взгляды, и они ей никогда нее нравились. С мужчиной, который так смотрит на женщину, лучше не оставаться наедине.
«Интересно, как далеко зайдёт его флирт? — подумала она. — Видно, здорово Карелины перепугались из-за этих камней, если сынок явился сюда разыгрывать пылко влюблённого. Не удивлюсь, если он поцелует меня. Десять против одного, что поцелует!»
Марина лежала, полузакрыв глаза, чувствуя его горячее дыхание рядом со своим лицом. Сама не признаваясь себе в этом, она страстно желала, чтобы он коснулся губами её губ. Лицемер, мысленно твердила она, негодяй, обманщик, а внутри у неё всё молило: ну же, давай, не томи!
Её прикрытые глаза и маску отрешённости на лице Виктор истолковал по-своему.
— Всё ещё злишься на меня? — вздохнул он и выпрямился на стуле.
Из её уст едва не вырвался стон разочарования. Ей стоило немалого труда сохранить невозмутимый вид.
— Давай вернёмся к делу, — проговорила она ослабевшим голосом.
— Я вроде бы уже всё сказал. Может, у тебя есть вопросы?
— Нет, всё ясно. Я поговорю со следователем как надо, не волнуйся.
— Ты в чём-нибудь нуждаешься?
— Только в покое.
Он встал. Ей показалось, что на его лице промелькнул оттенок торжества. Разумеется, он доволен. Уговорил дуру молчать про бриллианты и сейчас побежит с этим радостным известием к папаше. Он такой же двуличный, как и отец. Яблоко от яблони недалеко падает.
— Я ещё загляну к тебе, хорошо?
— Конечно! — Она натянуто улыбнулась, подумав, что не удивится, если он заглянет к ней сразу после визита следователя. А потом её захочет проведать Бурмин. Тоже, небось, явится с цветочками.