Бриллиантовый крест медвежатника

– Опять пыро тибя, хузяин, дапытывался. Нервыничал шибка. Я ему высе рассыказал, как и рассыказывал. Сылово вы сылово. Он сыказал: «Тьфу ты, щерт тэбя подери». И ушел. И больше нэ пыриходил.

– Не приходил, значит, – засмеялся Савелий, представив картину этого разговора. Херувимов кипятится, то ластится, то пугает, а Мамай говорит ему вовсе не то, что пристав хочет слышать. И глаза у Мамая честные-пречестные.

– Нэ, нэ пыриходил.

– Ну, я думаю, больше и не придет. Все, Мамай, забудь про него.

– А мы тебе витаминов принесли, – сказала Лизавета, указав на большую сумку в руках Савелия.

– Каво? – не понял Мамай.

– Витаминов. Ну, фрукты разные, – поправилась Лизавета. – Чтобы ты скорее поправлялся.

– Фырукты нам дают, – опять заулыбался Мамай. – Яблоки, апелсинэ. Кампут дают.

– Это хорошо. Но все равно возьми.

– Рахмэт, хузяйка. Сыпасибэ.

Он полез в карман пижамы и достал оттуда какую-то деревянную фигурку.

– Вот, – протянул он Лизавете фигурку. – Итэ Шурале.

– Что?

– Шурале, татарский лесной божок. Что-то вроде лешего, – пояснил Савелий, рассматривая вместе с ней вырезанное Мамаем мифологическое существо с крохотной головой, большими, до пояса, женскими грудями и руками едва не до колен. – Он мне чем-то Занозу нашего напоминает.

– Спасибо, – благодарно посмотрела на Мамая Лиза.

– Пажалустэ, – ответил с мягким поклоном Мамай. – Сы днем ангела.

– Что?! – воскликнула Лизавета. – А ведь верно! Сегодня же пятое сентября, день святой праведницы Елисаветы… Мой день ангела.

Она подскочила к Мамаю и чмокнула его в щеку. А на Савелия посмотрела сердито.

– Изверг! Что же ты мне не напомнил, что у меня сегодня праздник?

– Я пытался, – заявил Савелий. – Но поскольку с памятью у тебя нелады…

– Да, да, это я помню. Старая брынза.

– Кыто старая бырынза? – не понял Мамай.

– Кто, кто… Я! – ткнула себя в грудь Лизавета.

– Итэ непыравда, – твердо заявил Мамай.

– Конечно, неправда, – поддакнул Савелий.

– Это несусветная неправда, – поставила в этом вопросе точку Лизавета.

Когда, попрощавшись с Мамаем, они медленно шли к бирже извозчиков, она спросила, лукаво глянув на Савелия:

– Один подарок у меня уже есть. Но когда же я получу подарок от любимого мужа? И получу ли вообще?

– Получишь, – заверил ее Савелий. – Ох получишь…

* * *

Обедали они в банкетном зале «Эрмитажа» вдвоем. Савелий загодя снял его целиком, со всеми официантами, музыкантами, концертным роялем и стареньким оркестрионом, скромно стоящим в уголке и предназначенным для банкетов уездных учителей, ежегодно отмечающих в «Эрмитаже» юбилеи деятельности на педагогической ниве кого-либо из своих рядов и не желающих, а по большей части и не могущих тратиться на живой оркестр.

Поскольку ни Родионов, ни Лизавета никакого касательства к педагогической ниве не имели, то им играли настоящие музыканты на настоящих инструментах. Музыку, конечно, заказывала Лизавета. Впрочем, как и все остальное в этот день. Она захотела цыган? Через минуту они были к ее услугам. Она пожелала танцевать – оркестр дважды исполнил ее любимый вальс «Сказки Венского леса» Штрауса-сына.

Возвращаясь домой, она напевала мелодию своего любимого вальса и благодарно посматривала на Савелия. А когда они приехали, Лиза забралась с ногами на диван в гостиной и принялась ждать подарка.

То, что произошло позже, она не могла даже предположить. Савелий сходил в свой кабинет и вернулся со шкатулкой весьма старинной работы.

«Я буду хранить в ней свои драгоценности», – подумала было Лиза, но тут же запуталась в мыслях, так как Савелий открыл шкатулку и достал… корону. Крупные алмазы тотчас ожили и заискрились, а крест на маковке короны, казалось, засветился изнутри чистым голубоватым светом.

– Ваше Императорское Величество государыня императрица Елизавета Петровна, – опустился Савелий перед ней на колено, – позвольте вручить вам в день вашего тезоименитства подарок, единственно приличествующий вашей августейшей особе, и пожелать вам, милостивая государыня, множества дней благоденствия, радости и счастия. И да продлит Вседержитель дни ваши до количества нескончаемого, и да сбудутся все ваши мечты и чаяния, яко… во имя… Уф, устал, – поднялся с колена Савелий. – Сколько учил эту речь, а все равно конец забыл. Прости, моя императрица, холопа своего, засранца Савелия Николаева, за всякие тревоги и неустройства, им причиненные. И прими этот, то есть сей подарок с прощением мя, раба твоего, во веки веков. Аминь.

Лизавета, уже пришедшая в себя, благосклонно повела бровью, встала и приняла из рук «раба и холопа» корону. Затем прошла к большому зеркалу, надела корону и посмотрела на свое отражение.

– И впрямь императрица, – подошел к ней Савелий.

– Ну, императрица так императрица, – обернулась она к нему с легкой улыбкой. – Кто же спорит?

ЭПИЛОГ

Время только для молодых течет медленно. И чем становишься старше, тем быстрее оно набирает скорость.