Бриллиантовый маятник

— Анзор мне сказал, будто Вы упомянули об убийстве ребёнка… Речь на самом деле идёт об убийстве или это только предлог, чтобы попасть сюда? — уточнил ростовщик.

— Да, на самом деле Карабчевский сейчас занят делом об убийстве ребёнка.

— Простите за нескромный вопрос, возможно, я вторгаюсь в запретную область, но… не идёт ли, часом, речь о гибели девочки в кассе Мироновича?

Шумилов заколебался с ответом, но решил вести разговор начистоту:

— Да, господин Березовский, присяжный поверенный Карабчевский работает как раз по этому делу.

— Понятно. Что бы Вы хотели знать?

— Вы помните, две недели назад, это был субботний вечер 27 августа, к вам приходила женщина лет 25–30, в клетчатой юбке, с зонтиком?

Хозяин кассы озадаченно посмотрел на Шумилова, жестом пригласил его сесть на стул возле стола и сам расположился на другом стуле.

— Да, была такая, прекрасно её помню. Приехала она поздно, я уж закрываться хотел.

— Скажите, а Вы лицо её рассмотрели?

— Да не особенно, на ней была маленькая черная шляпка с густой вуалью. По голосу и по фигуре было понятно, что молода, но и только. Многие дамы, посещая ростовщика, стремятся остаться неузнанными…

— А волосы? Какого цвета были волосы?

— Не могу сказать, уж не обессудьте. Уже вечерело, лампа у меня коптит, Вы сами видите, да я и не особенно разглядывал.

— И что эта дамочка закладывала?

— Хотела заложить часы и золотой лом — сережки сплющенные. Я часы был готов принять, а от лома отказался. У нас здесь, знаете, место неспокойное — вокзал рядом, малин по Лиговке хватает. Карманники часто ворованные вещи расплющивают, чтоб не опознать было, и в таком виде предлагают. Но это, уж извините, не мой профиль. Да и зачем мне неприятностей на свою голову наживать? Хотя эта дамочка и не похожа была на карманницу, да только кто ж это может доподлинно знать? Мастеров такого профиля в столице выше крыши! Я ей и говорю: «Часы возьму под 6 рублей и 15 % в месяц, а золотишко — нет». Она ни в какую, говорит, хочу непременно вместе сдать. Тогда я ей и говорю, дескать, езжайте на Итальянскую, там живет дантист один, он лом принимает, дал ей адрес. Только, говорю, для визитов уже поздновато.

— Адрес дантиста можете мне сообщить?

— Да, конечно, — ростовщик извлёк из стола четвертинку белой бумаги, чиркнул на ней несколько слов и подал Шумилову.

— И эта дамочка не назвалась? — уточнил Шумилов, — Адрес проживания нигде не указала?

— Да говорю же: у нас до закладной дело не дошло. Она взяла адрес протезиста и ушла.

— Скажите, а как она вам показалась? в каком настроении была?

— Решительная барышня, быстрая. Худые, они как правило шебутные и бойкие. Я ей когда адрес протягивал, говорю: «Сегодня уже поздно, должно быть, лучше завтра к нему», а она бумагу из руки выдернула и говорит уже на ходу: «Мне очень надо». И ушла.

— Скажите, а сумка у неё была?

— Дайте припомнить… Да, конечно, она же свои вещички как раз из сумки доставала. Черная такая, с костяными ручками. У нее еще замок заело, и она его дернула в сердцах.

— А вы наблюдательны! — похвалил Алексей Иванович.

— А как же иначе? Смотришь, как человек с вещичками своими обращается, как иной раз руки дрожат, и сразу понимаешь, что его привело и чем он живет.

— А ту дамочку что, по — вашему, привело?

— Не очень понятно. С одной стороны видно, что особых средств у неё действительно нет, но с другой стороны, при крайней нужде человек должен был бы заложить часы. А ей, вишь ли, непременно надо было сдать в паре с ломом. Хотя по — любому, лом этот на много не потянет. Ему красная цена рубль. Непонятно, почему она отказалась.

«Действительно, непонятно ведёт себя дамочка," — размышлял Шумилов, — «Внешность изменяет, извозчиков, приезжает заклад сделать- и не делает. Может, и нужды такой у неё не было? Может, какой иной мотив ею двигал?»