Бриллиантовый шепот

До вокзала пришлось идти пешком. Измученный усталостью и голодом, Николай присел на скамейку и, прикрыв глаза, приготовился к длительному ожиданию поезда. В отличие от городских улиц на вокзале кипела жизнь. Вокруг Зотова шныряли подозрительные личности, и юноша вздрагивал всякий раз, когда кто-то из них подходил к нему слишком близко. Начинало смеркаться. Николай задремал. Крики и гам разбудили его. К перрону подкатывал поезд. Зотов вскочил на ноги и бросился в вагон.

До поселка, где жили Бельские, он добрался лишь к ночи. Тишина, царящая вокруг, угнетала. «Хоть бы собака какая-нибудь залаяла», – подумал Николай, ускоряя шаг. К счастью, память не подвела его. Дорогу он вспомнил, да и свет в окнах медпункта был заметен издали. Свет манил и обещал тепло, еду, дружеское участие. От калитки до дома он уже бежал. Буквально взлетел на крыльцо и замер: дверь была полуоткрыта. После утренних событий в собственной квартире, Зотов начал бояться открытых дверей. На цыпочках вошел в дом, прокрался к столовой, заглянул и остолбенел от ужаса.

Мертвые хозяева, лежавшие на полу, соприкасаясь руками, казалось, следили за ним незрячими глазами. Все вокруг было залито кровью, вытекшей из огромных ран, которые Николай увидел даже не приближаясь к убитым, от двери. В доме явно что-то искали: все вещи были раскиданы, содержимое шкафов и буфета вывалено на пол. Посреди стола Николай заметил саквояж отца. Он был полураскрыт, медные подделки частично вывалились на стол и блестели, отражая свет лампы.

Потянуло гарью. «Пожар!» – мелькнуло в голове у Зотова, он попытался бежать, но ноги приросли к полу, и он внезапно сполз вдоль косяка на пол. Запах гари усиливался, смешиваясь с запахом крови. Его вырвало. Стало немного легче. Цепляясь за ручку двери, попытался подняться.

Вдруг Николай почувствовал на себе чей-то взгляд. Его затрясло от ужаса. «В доме никого нет», – твердил он про себя, и, обретя наконец способность двигаться, начал отступать к двери. «Никого нет», – повторял он, но чувствовал, что это неправда. Взгляд давил его, Зотов ощущал эту тяжесть физически. Дальнейшее он помнил плохо. Николай опять бежал, слыша топот ног за спиной, оглянувшись, увидел зарево пожара на месте медпункта. Внезапно перед ним возник товарный состав, он услышал голоса. Юноша начал кричать и колотить в стену вагона. Тяжелая дверь отъехала, и его втащили в теплушку.

Глава 5

Петю разбудило хлопанье дверей и причитания фельдшерицы. Проснулись остальные дети. В доме толпились какие-то люди и галдели на разные голоса:

– К уряднику надо…

– Нет в город, к следователю, вот несчастье-то!..

– Да кто сейчас будет разбираться!

При виде Пети все замолчали. Он недоуменно переводил взгляд с фельдшерицы на толпившихся в комнате людей.

– Петя, ты это… – начал один из них и замолк.

– Ты сядь, Петя, – наконец заговорила Клава, – у вас дома беда. Пожар был… Отец твой погиб.

– А мама? – губы Пети не хотели двигаться, голос куда-то исчез, и фельдшерица скорее догадалась, чем услышала вопрос.

– Лидия Петровна ночью домой вернулась. Не доглядела я, прости уж… Кто мог знать… Я и не слышала, как она ушла.

Петя молчал. В свои одиннадцать лет он уже отчетливо понимал, что родители больше никогда не вернуться и не заберут его у тети Клавы, что он никому не нужен и не интересен, но плакать почему-то не мог. Мальчик залез на печь, отвернулся к стене и сосредоточенно начал теребить старое лоскутное одеяло. Петя еще помнил, как разделилась их жизнь на две половины: прошлую и настоящую. Прошлая осталась там, далеко. В ней был смех мамы, ее ласковая забота, занимательные истории отца, катание верхом на старшем брате. Потом было известие о смерти Гриши, и мама замолчала и стала такой странной, а отец все пытался говорить с ней и уже ничего не рассказывал Пете и не играл с ним. Жизнь в пансионе и новые друзья заставили мальчика почти забыть о переменах в семье, но вернувшись после его закрытия домой, он снова погрузился в атмосферу горя. Мать так и не оправилась, а отец был с утра до вечера поглощен заботой о пропитании семьи. Казалось, что хуже уже быть не может. И вот теперь он остался совсем один. Петя слышал голоса вокруг: «Пожар… пожар…», – и почему-то в его детском мозгу это горе прочно связалось с человеком со странным взглядом, ночным гостем отца. Детские впечатления – самые сильные, и этот вечер и ночь на всю жизнь остались в памяти Пети. Много лет спустя, вспоминая эти события и анализируя их, он был уверен, что человек со шрамом – Михаил – виновен в гибели его родителей. И еще он был убежден, что мама, безгранично любившая отца, поняла даже в своем больном состоянии, что Павлу Спиридоновичу грозит опасность, и вернулась к нему.

Прошло несколько дней. Фельдшерице постепенно удалось успокоить ребенка. Петя начал понемногу говорить, есть, выходить из дома. Месяц он прожил у нее, но тут жизнь его снова круто поменялась. Приехал брат тети Клавы. Они долго о чем-то говорили, а затем позвали Петю.