Бриллианты и булыжники

Его звали Николай Степанович Гумилев. Он был расстрелян 25 августа 1921 года[25]. Тридцать лет назад. С ним погибла и его вполне реальная шпага офицера Российской Императорской кавалерии, но его стихи живут, и их жизнь с каждым днем становится всё полноценней и ярче. Николай Гумилев, после своей смерти, превращается из поэта-акмеиста, главы своей школы, в поэта-националиста, главу поэтов Новой России.

Словно молоты громовые или воды гневных морей,
Золотое сердце России мерно бьется в груди моей.

Сердце человека Н. Гумилева умерло, но сердце Н. Гумилева-поэта живет и бьется. Каково же для него это «сердце России»? Поэт рассказал нам о нем, успел рассказать в своих коротких, но «пламенных днях». В этом сердце —

Крест над церковью вознесен,
Символ власти ясной, Отеческой,
И гудит малиновый звон
Речью мудрою, человеческой…

в нем:

…рига, скотный двор,
Где у корыта гуси важные
Ведут немолчный разговор…

Порою крестный ход и пение,

Звонят во все колокола,
Бегут – то значит, по течению
В село икона приплыла,
Русь бредит Богом, красным пламенем,
Где видно ангелов сквозь дым,
Она покорно верит знамениям,
Любя свое, живя своим…

Вот это «свое», до конца русское, до конца же воспринял Николай Гумилев и с ним умер, не смогши от него отказаться, хотя чекисты и их «парламентер» А. В. Луначарский обещали осужденному освобождение, если он «покается» и отречется. Но —

О, Русь, волшебница суровая,
Повсюду ты свое возьмешь.
Бежать! Но разве любишь новое
Иль без тебя да проживешь?

Между Гумилевым-поэтом и Гумилевым-человеком не было разрыва. Он претворял свою жизнь в кованные, чеканные созвучия и жил теми идеалами, которые воспевал в своих стихах. Выдвигая перед современной ему мягкотелой, половинчатой русской интеллигенцией целостный образ мужа-бойца, конквистадора, побеждающего бури, стремящегося к неизведанным далям, он сам устремляется, во главе им снаряженной экспедиции, в Центральную Африку и вывозит оттуда цикл мужественных стихов, зовущих к героическому преодолению препятствий. Свое понятие о высокой рыцарской чести он подтверждает необычайной в его время далеко не бутафорской дуэлью.

Начавшаяся война 1914 года указывает ему путь еще более высокого и достойного подвига. Гумилев без колебаний вступает добровольцем в один из славных гусарских полков. Призывы к личному участию в защите отечества для него необычайно глубоки. Он слышит их не только как гражданин, не только как русский по крови, но ощущает их религиозную основу, как чувствовали это ратники Бородина и Куликова поля.

И воистину светло и свято
Дело величавое войны.
Серафимы ясны и крылаты
За плечами воинов видны.

Свой ратный подвиг он выполняет доблестно и стойко, о чем свидетельствуют отзывы однополчан и приказы по «бессмертному» Александрийскому полку.

И святой Георгий тронул дважды
Пулею нетронутую грудь…

Революция застает Н. Гумилева за границей (во Франции и Англии), но охваченная смертельной болезнью Русь зовет его к себе, чтобы вступить в борьбу с революцией, он видит ее темную бездну.

Словно там, под сводом ада,
Дьявол щелкает бичом,
Чтобы грешников громада
Вышла бешеным смерчом,

Другого пути для него быть не может, хотя он и знает, что его ждет. Но —

К Руси славянской, печенежьей
Вотще ли Рюрик приходил?

против сил ада – сила веры в святой крест:

Как не погнулись, о, горе!
Как не покинули мост
Крест на Казанском соборе
И на Исаакии крест?

Вернувшись в Россию, Н. С. Гумилев безраздельно отдает всего себя борьбе с торжествующим красным дьяволом. Он выполняет ряд ответственных поручений многих возникавших тогда и погибавших контрреволюционных организаций. Он весь в действии и, как прежде, нет разрыва между его словом и делом, хотя знает, что стоит «пред раскаленным горном» у которого человек, занятый «отливаньем пули, что меня с землею разлучит».

Кронштадтское восстание и «заговор Таганцева». Героическая поэма жизни Н. С. Гумилева окончена. В час смерти он был так же верен себе, как и в годы жизни.