Бриллианты на пять минут

Ксения Николаевна проводила ее взглядом, достала маленькую лопатку и принялась активно копать на могиле матери. Памятники она заказала таким образом, чтобы они ограждали могилы с боков, а посередине можно было посадить цветы. Выкапывая глубокую ямку, Ксения Николаевна торопилась, землю выгребала руками. Наконец она осталась довольна глубиной, вымыла руки минеральной водой, которую принесли с собой, огляделась по сторонам и достала колье. Оно ослепительно засверкало на солнце, аж дух захватило. Ксения Николаевна заговорила тихо:

– Трудно поверить, мама, что это чудо смертельно опасно. Знаешь, когда я заметила, что за мной наблюдают через окно, вспомнила твои слова, сказанные перед смертью. Ты говорила, что колье унесло много глупых жизней. Мне стало страшно за Софийку, за Ариадну… да и самой стало страшно. Смерти я не боюсь, она естественна, придет, когда положено. А вот смерти от руки человека… боюсь. Может быть, меня страшит боль… И тогда я сделала так, как сделала ты. Я поняла, зачем понадобилось заказать точную копию у индуса. Ты собиралась уехать из Китая, а одной женщине с сокровищем опасно. А потом жене Кочуры ты отдала подделку, я правильно догадалась? Да, мама, вокруг слишком много охотников за легкой наживой. Вот и я спрятала бриллианты, а в твой ридикюль положила изделие индуса, вынув три камня, чтоб оно полностью соответствовало оригиналу. Украли подделку. Что из этого вышло, ты, наверное, знаешь. Я боюсь его оставлять у себя, боюсь. Мне оно не нужно, а вот Софийке… Но она получит колье, когда повзрослеет. Может, она умнее распорядится им, чем я. А мы с тобой будем оберегать нашу внучку с небес. Знаешь, мама, храни-ка ты его, колье выбрало тебя и возвращается к тебе.

Она уложила ожерелье в целлофановый пакет, потом еще в один, крепко завязала шнурком и опустила в глубокую ямку, поспешно забросав землей. Сверху посадила плетущиеся цветы, полила водой и расслабилась. Примчалась запыхавшаяся Софийка:

– Держи свои сигареты.

Они сидели у могил долго, разговаривали. Ксения Николаевна выпила немного, помянув родных, закурила. Она заметно повеселела. Да и отчего ж не веселиться? Зять стал, как мышка-норушка: придет домой и к себе в спальню – юрк! Никаких разговоров о доме престарелых не заводит, не донимает и Софийку. А вчера сказал, что они с Ариадной переезжают в квартиру, которую он купил на днях. И когда София отказалась жить с ними, он не возражал, а напротив – обрадовался. В общем, мир полон чудес.

Возвращаясь по той же аллее, Ксения Николаевна вдруг остановилась, заглянула внучке в лицо и загадочно произнесла:

– Когда я умру, обязательно вспори подкладку в моем ридикюле. Дорогая, не забудь, это очень важно. Обещаешь?

– Ба, – в глазах Софийки обозначилась паника, – ты пугаешь меня! Я не хочу, чтоб ты умирала. Никогда больше не говори таких слов, никогда!

– А я и не умру, – заверила Ксения Николаевна. – Я перейду в другое измерение, как говорят. Мда… другое измерение… полагаю, оно есть. Но когда-то я проверю это лично… Не вешай нос, дорогая. Мы живы, вот что главное.

Поздно вечером, оставшись одна, Ксения Николаевна написала короткое письмо, зашила его под подкладку в ридикюль и с чувством выполненного долга улеглась спать. В открытое окно врывалась весенняя свежесть, запахи распустившихся цветов. Как прекрасна жизнь! Она заснула, улыбаясь, полная уверенности, что завтрашний день проживет счастливо. А в письме Ксения Николаевна написала:

«Ангел мой, ты читаешь это письмо, значит, меня нет. Но я есть, просто меня не видно, поэтому не плачь. Я всегда буду с тобой, правда, невидимая. Софийка, ты найдешь ЕГО в могиле моей матери. Ты поняла, о чем я? Надеюсь, поняла. Я закопала ЕГО у креста на глубину примерно пятидесяти сантиметров, может, больше. Но помни, родная, будь с ним осторожна. Твоя Ба».