Бриллианты вечны

Сидя в своей каюте, прислушиваясь к шуму волн и наблюдая, как карандаш катался по столу между расческой и краем паспорта, Бонд вспомнил о днях, когда курс этого лайнера был иным, когда он делал зигзаг далеко в Южную Антлантику и играл в прятки с группой немецких подводных лодок, направляясь к объятой пламенем Европе. Тогда это было рискованным предприятием, но теперь «Куин Элизабет», оснащенная радиолокаторами, эхолотом и прочими достижениями техники, двигалась с осторожностью восточного владыки, имея на борту внушительный экипаж и пассажиров. Что касается Бонда, то единственной неприятностью для него могла явиться скука или расстройство желудка. Он поднял телефонную трубку и попросил соединить его с мисс Кейс, и когда она узнала его голос, то издала театральный вздох.

— Матросу плаванье не по душе, я чувствую, что меня укачает.

— Все нормально, — сказал Бонд, — оставайтесь в своей каюте и живите на «Драмамине» и шампанском. Я буду не в форме два, или три дня. Собираюсь вызвать врача и массажиста из турецких бань и попробовать собрать себя по кусочкам. Вообще, нам не повредит, если мы не будем показываться на люди большую часть нашего путешествия. Вполне может быть, что они засекли нас в Нью-Йорке.

— Хорошо, если вы обещаете мне звонить каждый день, — сказала Тиффани, — и обещаете, что сведете меня в ресторан на веранду, как только я почувствую, что смогу проглотить немного икры. О’кей?

Бонд засмеялся.

— Если вы так решительно настаиваете, — согласился он. — А теперь послушайте меня, в обмен на это я хочу, чтобы вы припомнили все об АВС и лондонском конце этого бизнеса. Тот телефонный номер. Может быть, что-нибудь еще. Я расскажу вам все, и почему я в этом заинтересован, как только мне это удастся, но пока вы должны мне поверить. Идет?

— О, конечно, — безразлично сказала она, как будто эта сторона ее жизни потеряла для нее значение. И в течение десяти минут он задавал ей вопросы, но, кроме незначительных деталей, все они были без ответа. Она ничего не знала об АВС.

Затем он положил трубку и позвонил стюарду, заказал обед и сел за составление отчета, который надо было закодировать и передать этой же ночью.

На лайнер тихо спустились сумерки, и маленький город-корабль с тремя с половиной тысячами душ продолжал свой пятидневный путь, во время которого могло произойти все, что естественно для любого замкнутого общества людей: кражи, драки, совращения, попойки, надувательство, возможно, роды, самоубийства, сотни стычек и, вероятно, даже убийство.

В то время как железный город покачивался на волнах Атлантического океана и мягкий ночной ветер стонал в снастях, дежурный радист начал уже принимать и передавать радиограмы. Ровно в 10 часов по Гринвичу дежурный радист послал радиограмму, адресованную АВС, «Алмазный дом», Хеттон Гарден Лондон, в которой говорилось: «Субъекты обнаружены, если обстоятельства потребуют, то неизбежно принятие решительных мер. Назначьте оплату в долларах». Подпись: «Винтер».

Часом позже, в то время как радист вздыхал при мысли, что ему придется передать пятьсот пятизначных групп цифр, адресованных: «Директору. Универсальный экспорт. Риджент Парк, Лондон», радиостанция передала короткую радиограмму, адресованную Винтеру, пассажиру первого класса, в которой говорилось: «Желательно аккуратно и быстро убрать Кейс. Повторяю, Кейс. Оплата 20 000 долларов. Другим субъектом займусь сам по прибытии в Лондон. Подтверждаю. АВС».

Радист нашел Винтера в списке пассажиров, положил сообщение в конверт и отправил вниз в каюту, на палубу «А», находящуюся ниже палубы, где обосновались Бонд и его спутница. Там двое мужчин заправлялись джином и ромом, и когда стюард покинул каюту, он услышал, как полный мужчина сказал таинственным шепотом мужчине с седыми волосами:

— Что ты понимаешь, болван! Теперь за то, чтобы убрать человека, платят 20 000 долларов. Вот так-то, парень!

Только на третий день путешествия Тиффани и Бонд договорились встретиться, чтобы выпить коктейль в Наблюдательном салоне, а попозже пообедать в ресторане на веранде. В полдень погода была совершенно спокойной, и после ленча в своей каюте Бонд получил записку, написанную на листе корабельной бумаги округлым почерком, в которой безапелляционно заявлялось: «Назначьте мне сегодня свидание. Обязательно».

И рука Бонда тотчас же потянулась к телефону.

Они оба страстно желали очутиться рядом друг с другом после трех дней разлуки. Но Тиффани опять была неприступна, когда присоединилась к нему, сидящему за угловым столиком в полумраке коктейль-бара на носу корабля.

— Что это за столик? — саркастически заметила она. — Вы стыдитесь меня или что-нибудь в этом роде? Я надела самое модное и самое шикарное платье из Голливуда, а вы прячете меня, как будто я мисс Рейнгольд 1914 года. Я хочу доставить себе немного удовольствия посмеяться над этим старым пароходом, а вы прячете меня в угол, как будто я в чем-то провинилась.

— Что-то наподобие этого, — ответил Бонд. — Все, чего вы добиваетесь, — это внимания других мужчин.