Читаем Брисбен полностью

<p>30.04.14, Петербург</p>

Мы с Верой готовимся к концерту. Вера сидит за синтезатором, я из-за ее плеча смотрю в ноты.

– Я спою первый куплет, а потом мы попробуем вдвоем, ладно?

– Ладно… Слушай, а может, ты будешь петь эту песню одна?

– Она тебе не нравится?

– Наоборот, очень. Мне только кажется, что здесь нужно петь твоим ангельским голосом, а мое гудение всё испортит.

– Так, понятно. Песня отменяется. – Вера захлопывает ноты. – Знаешь, она мне и самой не слишком нравится.

Я кладу ей руку на плечо.

– Верочка, всё будет так, как ты решишь. Спой мне первый куплет.

Вера отрицательно качает головой. Взъерошивает рукой волосы на лбу. Лицо отдает желтизной.

– Ну пожалуйста, – поправляю ей челку.

Вера выскальзывает из-под моей руки и внимательно на меня смотрит. Открыв ноты, пробегает пальцами над клавишами. Затем касается их. Начинает петь.

– Стая уток покидала озеро, – вступаю во втором куплете.

Вера убирает руки с клавиатуры:

– В начале этого куплета вместо ля – до.

– Понял, четные куплеты начинаются с до: Стая уток / Покидала озеро, / Было утром / Небо розово… – Обрываю пение. – Дальше пробуем по очереди: Взмыли, безголосые

– Взмыли, безголосые, / Сосредоточенно, / Будто в небе озеро / Такое точно.

– Будто в небе озеро / Такое точно, – присоединяюсь на повторе. – А теперь я: Поплывут в безветрии те, кто добрались, / Для симметрии – головами вниз… Нормально! Для симметрии / Головами вниз. Пробуем вдвоем: Разомлеют после / От своей удачи. / Ну, а то, что бросили, – / Всё оплачут. Повтор – ты одна.

– Ну, а то, что бросили, / Всё оплачут.

В дверях стоит сияющая Катя. Оба больших пальца подняты вверх – фирменный жест. Вера смущенно машет рукой: она еще не умеет принимать похвалы. Целует Катю и уходит в свою комнату. Я направляюсь было в свой кабинет, но Катя меня останавливает. Закрывает дверь.

– Только что звонили из больницы… Когда тебя не было, мы ездили в больницу сдавать анализы… – У нее перехватывает горло. – Всё довольно плохо. Очень плохо, понимаешь?

– Подожди… Что они конкретно сказали?

– У Верочки нарушено движение желчи. Желчь начинает разливаться по телу… Ты заметил, какая она желтая? Кровь очищается плохо. Когда неочищенная кровь попадает в мозг, человек становится агрессивным и непредсказуемым. Предупредили, что всё это проявится в ближайшее время.

Уже проявляется… Одно дело – медицинский прогноз, а другое – те изменения, которые наблюдаешь сам. То, что предстоит Кате в отношении меня.

Спрашиваю:

– Что предлагают?

– Срочно в больницу. Я не смогла сказать ей этого сейчас.

Достаю из кармана телефон, набираю Майера и передаю ему сказанное Катей. Он обещает перезвонить через час.

Я – Кате:

– Нам перезвонят. Садись, не надо вот так стоять.

– Как – так?

– Безнадежно.

Катя садится в кресло, я – на винтовой стул у инструмента. Одним пальцем наигрываю мелодию песни. Появляется Вера в пижаме, она пришла попрощаться перед сном.

– Значит, ничего песня?

Катя улыбается:

– Ты же видишь, он не может остановиться.

Мы с Катей целуем Веру, и она отправляется спать.

Звонит Майер – ровно через час после нашего разговора. Пунктуален. Эффективен. Скуп на слова. Для Веры приготовили место в одной из берлинских клиник. Два дня на сборы.

<p>1993</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги