Британия. Краткая история английского народа. Том I

Исход шотландской войны вдруг обнаружил перед Европой энергию Елизаветы и силу ее влияния. Она освободилась от контроля Филиппа II, выказала пренебрежение к Франции, создала английскую партию среди шотландской знати и тем устранила опасность, грозившую с севера. Пользуясь точно так же религиозными смутами, она могла сдерживать враждебность Франции. Под руководством адмирала Колиньи гугеноты, как называли французских протестантов, образовали сильную партию; неудача их восстания[5] против фамилии Гизов, стоявших во главе католиков Франции и пользовавшихся преобладанием при дворе Франциска II и Марии Стюарт, заставила их искать поддержки и союза Елизаветы. Но если давно ожидавшийся окончательный взрыв (1560 г.) великой борьбы между старой и новой верой укрепил внешнее могущество Елизаветы, то он ухудшил внутреннее положение страны. Когда ее католические подданные увидели, что королева вступает в союз с кальвинистами Шотландии и гугенотами Франции, они потеряли всякую надежду на ее обращение; ее надежды на соглашение в богослужебных вопросах были разрушены изданием папской буллы, запрещавшей присутствие на английской службе; религиозные смуты во Франции избавили Филиппа II от страха перед ней, и он имел меньше оснований сдерживать католиков Англии. На деле он готовился занять новое политическое положение — покровителя католицизма во всем мире; его войска были отправлены помогать Гизам в междоусобной войне, начавшейся после смерти Франциска II, и преследовать еретиков всюду, где они есть. «Религия, — говорил он Елизавете, — стала прикрытием анархии и переворотов».

В то самое время, как отказ королевы от участия в Тридентском соборе уничтожил последние надежды английских католиков (1561 г.), в Лите высадилась Мария Стюарт, после смерти своего супруга ставшая во Франции чужестранкой. Несмотря на свою молодость, — а ей было всего 19 лет, — в умственном отношении она едва ли уступала самой Елизавете, далеко превосходя ее пылкостью, грацией и красотой. Она принесла с собой утонченную чувственность французского Возрождения: она готова была целые дни проводить в постели и вставать только к ночи, для танцев и музыки. Но у нее был железный организм, не поддававшийся усталости: после своего последнего поражения она проскакала 90 миль, останавливаясь только для смены лошадей. Она любила опасности, приключения, звон оружия; в одном набеге на север она говорила окружавшим ее суровым воинам, что хотела бы быть мужчиной, «чтобы изведать, что за жизнь проводить целые ночи в поле или сидеть в шанце с глэсговским щитом и палашом». Но в кабинете она была таким же холодным и проницательным политиком, как и королева Елизавета; планы ее отличались такой же тонкостью, но гораздо большей широтой и величием. «Все приемы лучших и опытнейших политиков Франции, — писал английский посол, — все хитрости, выдумки и обманы, таящиеся в хитрых мозгах шотландцев, — все это или свежо в памяти королевы, или она легко может это проделать».

Ее красота, изысканная прелесть обращения, великодушный характер и искренняя привязчивость, ее откровенность, чувствительность и веселость, слезы женщины и отвага мужчины, ее свободная непринужденность, поэтический блеск, озарявший все значительные моменты ее жизни, — все это производило и на друзей, и на врагов обворожительное впечатление, только усиливавшееся с течением времени. Даже Ноллису, суровейшему из пуритан своего времени, она представлялась в плену «замечательной женщиной». «Кроме признания своего королевского достоинства, она, по-видимому, не обращает внимания ни на какие церемонии и почести. У нее заметна наклонность много говорить, быть смелой, шутливой и очень любезной. Она выказывает сильное желание отомстить своим врагам. В надежде на победу она готова подвергаться всем опасностям. Она охотно слушает рассказы о смелости и храбрости, восхваляет поименно всех заведомо смелых соотечественников, хотя они ее враги, и не скрывает трусости даже своих друзей». Люди еще не подозревали суровой набожности и силы страсти, скрывавшихся под привлекательной внешностью Марии Стюарт, но они сразу заметили ее политический талант. Она ухватилась за новую возможность, которую дала ей смерть супруга. Теперь ни в Шотландии, ни в Англии ее делу не мешало народное недоверие к вмешательству французов. Мария Стюарт высадилась в Лите с намерением разрушить союз Елизаветы с протестантами Шотландии, сплотить вокруг себя королевство и таким образом создать прочное основание для интриг среди английских католиков.