Британия в новое время (XVI-XVII вв.)

Наибольшее раздражение среди них вызывал Страффорд. Пим и Гемпден, лидеры палаты общин, сразу же привлекли на свою сторону большинство нижней палаты. Теперь корона уже не имела возможностей выступать против исповедуемого палатой общин принципа, в соответствии с которым выделению требуемых ею средств предшествовало удовлетворение претензий и жалоб депутатов. Но ситуация изменилась и уже не была такой, как в 1620-е гг.: палату могла удовлетворить только месть. Страффорд имел в своем распоряжении убедительные доказательства того, что Пим и другие парламентарии поддерживают переписку с вторгшимися в страну шотландцами. Это была явная государственная измена, но Страффорд не успел начать обвинительный процесс против них — Пим нанес удар первым. Весь гнев парламентской партии обрушился на «безнравственного фа-фа» с невероятной силой, ни с чем не сравнимой в английской истории. Никто из депутатов не принимал во внимание то, что Страффорд некогда принадлежал к оппозиции, не учитывал требования собственной безопасности. Одиннадцатого ноября двери часовни св. Стефана закрыли; ключ был положен на стол; никого посторонних не впускали, и ни один из членов палаты не мог уйти [84]. Вечером Пим и Гемпден, сопровождаемые своими коллегами, отнесли документ с обвинениями в адрес министра в палату лордов. По просьбе короля Страффорд приехал в Лондон. Утром следующего дня его уважительно приветствовали пэры. Узнав о своем обвинении, он вернулся в верхнюю палату, но теперь все вдруг изменилось. Его встретил недовольный ропот. Послышались требования, чтобы он ушел на время дебатов. Страффорду пришлось подчиниться. Менее чем через час всесильный министр превратился в обвиняемого и пленника. Ко всеобщему удивлению, он опустился на колени, чтобы выслушать решение пэров. У него забрали шпагу и отправили в тюрьму. По дороге туда Страффорд имел возможность в полной мере почувствовать на себе враждебность толпы.

Опала распространилась не только на Страффорда, но и на всех министров короля. Архиепископ Лод, которому палата общин также предъявила обвинение, попытался было отвергнуть его, заметив, что у нее не может быть оснований, но был вынужден замолкнуть, и вскоре Тауэр открыл перед ним «Ворота изменников». Сэр Френсис Уайндбэнк [85]и еще несколько человек бежали в Европу. Лорд-хранитель печати сэр Джон Финч предстал перед палатой общин при полном параде, с Большой государственной печатью Англии в вышитом мешочке и защищался столь убедительно, что заставил депутатов замолчать. Тем не менее он смог добиться для себя всего лишь небольшой отсрочки перед вынесением обвинения в государственной измене [86], которой ему хватило только на то, чтобы успеть бежать из страны. Все действия членов палаты общин поддерживались лондонцами и встречали одобрительное отношение пэров. Не будем забывать о том, что на севере Англии стояли шотландские войска, которые также благосклонно встречали все происходящее и имели возможность повлиять на ход событий.

Отличительной чертой начавшейся пуританской революции являлось то, что все наболевшие вопросы обсуждались открыто, а противостояние политических противников было безжалостным, причем не только в парламенте, где они поедали друг друга горящими глазами, готовые отправить оппонента на виселицу, но и на улицах столицы, где не менее ожесточенно сталкивались люди различных взглядов. При всем том уважение к закону и к человеческой жизни брало верх. Борьба была смертельной, но долгое время стороны сдерживали себя от физического насилия. Даже тогда, когда разразилась гражданская война, они соблюдали высшие законы, защищавшие человечество от варварства. Осмотрительность и сдержанность, проявленные нашими предками, оказали влияние на многие поколения англичан, вплоть до нашего времени.