Британская империя

Видим ли мы что-либо подобное в современных колониях Англии? Они не созданы религиозным исходом; основатели их не унесли с собою богов. Напротив, они отправлялись в пустыню чистого материализма, в земли, где не было ничего освященного, ничего идеального. Где же быть их богам, как не на родине? Если у них при этом хватит смелости противопоставить себя как основателей нового государства, если у них хватит решимости порвать с английской историей, со всеми традициями и воспоминаниями о том острове, где отцы их прожили в течение тысячи лет, то мы должны будем признать, что Англия – это пустое имя, обладающее ничтожно малой притягательной силой.

Мне кажется крупной ошибкой выводить из американской революции, что все колонии падают с дерева, когда созревают: этот вывод следует распространять только на колонии, населенные религиозными изгнанниками и притом находящиеся под управлением дурной системы. Равным образом мы делаем ложный вывод из факта роста благоденствия Американских Штатов со времени их освобождения. Едва ли существовало когда-нибудь другое общество, которое пользовалось бы таким счастьем, и притом так мало развращающим счастьем, как Соединенные Штаты. Но причины этого счастья – не политического характера; они коренятся гораздо глубже, чем политические учреждения страны. Если бы философа попросили дать рецепт для создания наибольшей суммы чистого счастья в данном обществе, он сказал бы: «Возьмите людей, которых характеры образовывались в течение многих поколений под влиянием разумной свободы, серьезной религии и усиленного труда, и поместите этих людей на обширной территории, где их не коснулось бы гнетущее утеснение и где благоденствие было бы достижимо для всех. Бедствия дают мудрость и силу, но вместе с тем причиняют страдание; благополучие приносит удовольствие, но ослабляет характер. Бедствие, за которым следует благоденствие, – вот рецепт здорового счастья, ибо при этом достигается удовольствие без быстрого ослабления энергии». Рецепт этот становится еще действеннее, если достигаемое счастье не дается слишком легко и безусловно. Таковы именно условия, создавшие благоденствие американцев. Характеры, образовавшиеся в умеренном поясе под влиянием тевтонской свободы и протестантской религии, благоденствие, дарованное щедро, но в меру, и под условием не только труда, но и приложения ума и способностей.

Этот рецепт создаст счастье, но только на время, – пока население невелико по отношению к территории. Долго думали, что Америка обладает каким-то волшебным талисманом, позволяющим ей избегать всех зол Европы. Талисман был очень прост: благоприятные условия жизни и сильные характеры. В последние годы сами американцы пробудились от грезы, что страна их никогда не будет запятнана преступлениями и безумием Европы. У них нет врагов, но у них была война таких же гигантских размеров, как и их территория, – война, которая по вычислению Уэльса (Wells) стоила за четыре года миллион жизней и почти два биллиона фунтов стерлингов; у них не было королей, но было совершено цареубийство. Слава и величие Соединенных Штатов стоят теперь выше, чем когда-либо, но претензии их незаметно понизились. Теперь о Соединенных Штатах говорят, что никогда не существовало такого могущественного государства, что они сделались или сделаются господствующей державой мира; другими словами, Соединенные Штаты ставят на одну доску с другими государствами, хотя и дают им первое место. То, чем они гордились прежде, было нечто совсем иное: они считались единственными в своем роде, они признавались наглядным доказательством того, что все государства Европы, с их хваленой силой, надменными правительствами, войнами и долгами, находятся на ложном пути; что счастье и добродетель держатся более скромной стези, что лучший жребий для государства – не быть великим в истории или даже вовсе не иметь никакой истории.

Счастье Америки, таким образом, в значительной мере не есть следствие ее отпадения. Спрашивается, обязана ли она отпадению своим громадным размерам?

Обозревая стадии прогресса Америки, можно легко заметить, что судьба замечательно благоприятствовала ей во многих отношениях. Представьте себе, например, что первоначальные колонии вместо того, чтобы составлять сплоченную группу вдоль берега, были бы разбросаны по всему материку и отделены друг от друга поселениями, принадлежащими другим европейским державам. Такое расположение колоний сделало бы невозможным рост союза. Или представьте себе, что французская колония Луизиана вместо того, чтобы погибнуть, развивалась бы неуклонно в течение всех ста лет, протекших от ее основания до американской революции. Эта колония обнимала долину Миссисипи, и если бы дела ее шли успешно, она могла легко разрастись в сильное французское государство, сплоченное в одно целое протяжением этой могучей реки. А что случилось бы, если бы Луизиана перешла в руки англичан! Наполеон, продав Луизиану американским штатам (1803), дал им возможность развиться в ту исполинскую державу, какой мы видим их в настоящее время.